по глазам. Свет этот перетекал от черного к белому через все цвета спектра. Тщетно пытаясь разглядеть что-то из-под ресниц, я нагнулась и на ощупь нашла руку Аллана.

Где же эта чертова игла? Я провела еще раз, от пальцев до плеча, и сообразила, что рука не та. Нашла другую и тут же нащупала металлический кончик. Пытаясь изобразить смертельный удар ножом, я не рассчитала силу и вонзила иглу слишком глубоко. Как же теперь ее вытащить?

Ногти соскальзывали, я никак не могла подцепить ее. Поэтому нагнулась и зажала конец передними зубами так крепко, что от верхнего откололся кусочек. Резко дернула головой — и вытащила!

— Лиза! Папа! — крикнул Аллан, и Эйдар подхватил его на руки.

Теперь мы снова были треугольником, сжавшимся в плотную, как черная дыра, раскаленную точку. Рев стал еще громче, хотя, казалось бы, куда уж больше. Он рвал уши изнутри, пробирался под череп и пытался расплющить мозг. Я подумала, что не только ослепну, но и оглохну. И сойду с ума. Если выживу, конечно.

Под веками пылало уже не так сильно, и я осторожно приоткрыла глаза. Свет стремительно гас, уступая место багровой ночи — как будто далеко, почти за горизонтом, стояло зарево. Внезапно стало холодно, кожу обожгло: с неба густо посыпались мелкие ледяные кристаллы. Аллан задрожал, и мы с Эйдаром укутали его полами плащей.

«Знать бы, что происходит», — передал Эйдар ментально: перекричать рев было невозможно.

«И когда все это кончится», — ответила я.

«Наверно, уже скоро, — предположил Аллан. — Она уходит. Тьма».

Это было похоже на грозу, которая уже начала отступать. Еще льет дождь, еще сверкают молнии и гремит гром, еще чернеет небо, но почему-то знаешь: пик уже прошел. То ли рев стал чуть тише, то ли зарево начало тускнеть, но что-то неуловимо изменилось.

«Запах! Ты заметила?» — спросил Эйдар.

И правда! До этого пахло перекаленным металлом и еще чем-то едким, раздражающим, а сейчас едва уловимо повеяло холодной свежестью. Может, от падающего с неба льда? Он таял, не долетая до земли, как первый осенний снег.

Я вдруг почувствовала тепло и тяжесть руки Эйдара, обнимающей меня за талию. И это был не только треугольник. Сквозь напряжение особой, почти магической силы пробилась самая обыкновенная человеческая эмоция: меня обнимал мужчина, в которого я была влюблена.

Лиза, Лиза, ну ты нашла время об этом думать!

А может, это знак того, что все идет к концу? Нет, не к нашему. К концу тьмы.

Еще ревело и было темно, но я все же разглядела черты Эйдара и услышала его голос:

— Кажется, немного посветлело.

— Да, есть такое, — согласилась я.

Под плащами завозился Аллан и высунул нос.

Треугольник сил, наоборот, плавно сходил на нет, сам собой. Эйдар отпустил меня, чтобы поудобнее перехватить Аллана. Я наконец вдохнула полной грудью и огляделась по сторонам. И не увидела никого. Ни одного из пятерых. Можно было, конечно, предположить, что они убежали, но исчезли и лошади. И наша, запряженная в повозку, тоже.

— Лошадей жаль, — вздохнул Эйдар. — Когда прорываются сущности, в этом месте гибнет все живое.

— Да. И людей тоже жаль. Они ведь не виноваты, что их захватила тьма.

— Не виноваты. Но, знаешь, бешеную собаку пристреливают. Хотя она тоже не виновата, что заболела. Если бы мы не устроили прорыв, они убили бы Аллана, не задумываясь. Не потому, что они такие сволочи, а потому, что тьма им приказала. Как и Изелле. Ладно, сейчас попробуем узнать, что происходит.

Он позвал Оссима, но тот ответил не сразу. Пока мы ждали, гул постепенно сошел на нет. И небо теперь ничем не отличалось от обычного вечерне-пасмурного. Запах металла тоже исчез. Только льдинки еще слетали с неба, покалывая кожу на лице. Зато прекратился дождь и улегся ветер.

«Эйдар, Лиза, как вы?» — наконец откликнулся Оссим.

«Кажется, мы справились, — Эйдар подмигнул мне. — За нами гнались. Пятеро. Они хотели убить Аллана, но Лиза усыпила его иглой, и мы с ней разорвали ткань. Они все погибли. А потом мы разбудили Аллана и… Не знаю, кажется, все уже закончилось. Что с темной энергией?»

«Уровень резко упал, почти до нуля. Такого не было никогда. Но какого страху мы тут все натерпелись! Думали, что пришел конец».

«Значит, у нас получилось. Расскажем потом подробно. Только пришли за нами что-нибудь. Лошади тоже погибли, а пешком не дойдем. Мы на пустошах, не доезжая до маяка».

«Понял. Отправлю кого-нибудь, ждите».

— Ну вот и все, — Эйдар вздохнул устало, а мне показалось, что сейчас упаду: ноги подгибались. — Пойдем в повозку, там хоть лед на голову не будет падать.

Мы забрались внутрь, закрыли дверь, пристроили Аллана на коленях. Эйдар повернулся и… поцеловал меня.

— А меня, а меня? — завозился Аллан.

— И тебя, конечно.

Наклонившись, мы одновременно поцеловали его. И… да, это тоже был треугольник. Только совсем другой.

* * *

Ждать пришлось долго. Аллан уснул, я тоже задремала, прислонившись к плечу Эйдара, но не надолго.

Чувствовала я себя абсолютно выпотрошенной. Все тело ныло, как сотня гнилых зубов. То, что было со мной на следующий день после треугольника в междумирье, показалось сущей ерундой по сравнению с тем, что происходило сейчас. Но гораздо хуже была душевная опустошенность.

Я должна была радоваться, что мы победили, что мир избавлен от тьмы. Ну да, темная энергия все равно будет просачиваться понемногу, но уже без истончений ткани и, тем более, прорывов. Должна была — но почему-то навалилось тягостное ощущение бессмысленности всего, что произошло и еще должно произойти.

Может, сражением с тьмой мы исчерпали свои особые способности? Может, они и даны-то нам были только для этого? И теперь вместо них мерзкая сосущая пустота, как в желудке, когда пропустишь и обед, и ужин.

«Знаешь, Эйдар, — передала я ментально, чтобы не тревожить Аллана, — мне очень не по себе. Мы победили, мир спасен, можно расслабиться. Но не получается».

«Наверно, потому, что мы теперь больше не нужны, — не сразу ответил он. — Стражи. Помнишь, об этом говорил Майкель? Что будет, если это произойдет. Вот оно и произошло».

«Но ведь так только здесь. В одном из бесчисленного множества миров, которое постоянно увеличивается. Может, мы понадобимся в других?»

«Что толку гадать, Лиза? — он обнял меня за плечи. — Сейчас все так неопределенно. Посмотрим. Мы вообще не