Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так если ты по-другому никак не понимаешь, — рыкнул на меня Заречный. — А случись что с тобой, мне как потом твоему отцу в глаза смотреть?
— Вот только не надо. Отец сам в больнице лежал всего один раз. Давай уже прекратим эти пустые разговоры.
— Черт с тобой, погоди только, тебе еще поставят две капельницы, и я выпишу необходимые лекарства. И чтобы все пил, как полагается. Понял? — помахал перед моим носом своим пальцем Заречный, и я кивнул, чтобы лишний раз не злить старика.
— Альберт Юрьевич, дай мне лучше телефон.
— Я уже оповестил и твою жену, и мать, что опасность миновала.
— Ага, — хохотнул я, — опасность, которой и не было.
— Не расслабляйся, Виталий.
Хороший совет. Дельный. Ведь я и правда расслабился за последнее время. Домой ехал на такси впервые, пожалуй, за последние пару лет точно. Водителя отца не стал напрягать и ждать, это было бы во много раз дольше.
Дома меня ждали все мои женщины: дочь, жена и мать. Все они сидели в гостиной и тихо о чем-то переговаривались. Кстати, мама все же прислушалась к моим словам и пригляделась к своей невестке, они с Викой нашли общий язык. Тогда как я, кажется, его потерял.
Остановился на пороге и задумчиво посмотрел на свою жену. Она так и не стала моей в полном смысле этого слова. Хотелось бросить все уже во второй раз. Но я не мог.
Черт. Я тогда-то, после одной совместной ночи, не смог оставить эту ведьму позади, а сейчас, после почти полугода семейной жизни, я и подавно не смогу с ней расстаться, не смогу отпустить ее, и все.
Сердце опять застучало, и я глубоко вздохнул. Думал, из меня заторможенного психа сделали, влили в мой стокилограммовый организм лошадиную дозу успокоительного и еще какой-то дряни, ан нет, сердце при мыслях о Вике бьется как ошалелое.
— Я дома, — тихо произнес и сразу же расставил руки, принимая в объятия подскочившую с кровати и с оглушительным визгом побежавшую в мою сторону Еву.
Притянул к себе дочь, уткнулся носом в ее макушку, вдыхая самый родной на свете запах, наполняя им легкие под завязку. Ева меня любила и, возможно, если я когда-нибудь найду в себе силы отпустить ее мать, по-прежнему будет так же любить меня. Ведь именно она как раз таки до самого конца и будет моей. Только моей, самой близкой, родной и бесценной белочкой.
— Олимпиада Львовна, я обязательно вам позвоню вечером, — заверила я свекровь, покидающую нашу квартиру.
— Спасибо тебе, Вика, — женщина взяла меня за запястье и крепко сжала его, — что позвонила, что вовремя среагировала. — Она тяжело сглотнула, а я ощутила, как по груди начал разливаться яд. — Спасибо.
— Олимпиада Львовна, во-первых, успокойтесь. Ваш семейный врач убедил же нас, что все в порядке, значит, и правда не стоит волноваться. Ну а во-вторых, это вам спасибо за такую огромную аптечку, на целый шкафчик в кухне, — усмехнулась, до последнего держа лицо.
Женщина кивнула и зашла в лифт.
Как ни странно, мы быстро с ней нашли общий язык. И все же первое впечатление оказалось самым верным: Олимпиада была тем человеком, которого легко уважать. Но про скол на вазе в ее столовой я ей так и не сказала. Пусть будет, для экстренных случаев.
Боже, о чем я думала.
Тут же одернула себя и пошла в нашу с Ветом спальню. Надо было поговорить с ним, как-то объясниться. Утром он поставил меня в тупик, а потом… Господи, потом был какой-то ад.
Как же я испугалась, до сих пор не могу поверить, что ничего страшного, как сказал врач, не произошло. Потому что Вет и правда был похож на умирающего, такой большой и сильный мужчина сидел на полу, держась за грудь и задыхаясь.
Чувство вины прожигало меня изнутри. Адекватно я понимала, что ни в чем не виновата, но случись что с Самойловым… Господи, даже думать об этом не хотела, но все же, случись с ним что-то, я бы себе этого не простила.
Тихо приоткрыла дверь и улыбнулась. Открывшаяся картина была наполнена какой-то до одури безумной теплотой и нежностью. Виталий, укутанный одеялом, полулежа спал, рядом, примостившись к нему на грудь и подогнув под себя ноги, спала Ева. Я достала из комода покрывало и укрыла дочь, затем присела на край кровати и долго смотрела на спящих.
Сейчас они одинаково хмурились во сне, и это было чертовски мило, но никакого другого сходства между ними, кроме каких-то безусловных повадок и жестов, я так и не заметила. Оттого было суперстранным то, что маленький Вет был копией моей дочери. Точнее, наоборот.
Я слабо улыбнулась и, задернув тяжелые темные шторы на французских окнах, пошла вниз. Мне нужно было найти телефон и позвонить своему врачу.
— Семен Аркадьевич, здравствуйте, это Самойлова, та, которая Иванова, — усмехнулась и включила кофеварку: хотелось выпить дозу латте, иначе, казалось, я чокнусь и сойду с ума от перенапряжения.
— Виктория, да-да, слушаю вас.
— Мне сегодня звонила ваша ассистентка, напоминала о записи.
— Сейчас, подождите. — Раздалось шуршание бумаги — как же мало людей в наше время осталось, ведущих свои заметки в блокнотах, а не на цифровых носителях. — Да, через два дня тебе уже пора укол ставить.
— Семен Аркадьевич… — Я тяжело сглотнула и достала из кофеварки чашку, набралась смелости, грея об нее внезапно озябшие руки. — А если его не ставить, может, уже можно?
— Так-с, Виктория, когда операция была?
— В начале сентября, — тут же одернула себя, вспоминая точную дату, — седьмого. — Подошла к окну и, глядя на сумасшедше красивый вид на столицу, отпила кофе. Теплая жидкость словно прошила меня насквозь, обжигая грудь и даря хоть и мнимое, но тепло.
— Получается почти семь месяцев. Виктория, в любом случае приходите на прием. Контрацептивы, пока я вас не осмотрю, отменить не могу, мне нужно узи. В конце концов, можно пока подобрать препараты более кратковременного действия. Я же вам еще в прошлый раз объяснял, что к периоду реабилитации нужно подходить с особой тщательностью и уж тем более не торопиться с беременностью.
— Я помню, — кивнула, будто мужчина мог увидеть меня. — Но также я помню, как вы говорили про полгода.
— Это минимальный срок, Вика, приходите на прием. Я попрошу сдвинуть последующую запись, чтобы уделить вам чуть больше времени.
— Спасибо.
Прислонилась плечом к стеклу и допила кофе. Нужно было как-то отвлечься, пока мои спали. А потом поговорить с Виталием. Давно нужно было, но я никак не могла решиться, он был такой уверенный, целеустремленный, я до жути не хотела его разочаровать, сама не понимала почему. Но я так боялась потерять это безусловное восхищение в его взгляде, что глупела не по дням, а по часам.
Так и жили. Ева умнела, я тупела, а Вет чуть не умер.