— Ты что, уже завтракаешь? Чем?

— Хачапури по-аджарски, — похвасталась Трошкина. — Очень вкусные, дядя Гиви сам испек.

— Ешь медленно, тщательно пережевывай пищу, я скоро буду, — велела я и побежала умываться.

Хачапури по-аджарски — это такая вкуснятина, которую надо есть горячей.

Пышные лодочки из теста с сыром и яйцом еще не остыли, когда я присоединилась к подружке за завтраком. Трошкина честно исполняла мой наказ и точила хачапури по крошечке, как благовоспитанная Дюймовочка пшеничное зернышко.

— Так что ты там говорила про морг? — опасливо спросила она, подождав, пока я наемся.

— На самом деле, не про морг, а про кладбище, — уточнила я. — Я вот подумала: где все вместе, разом собираются дорогие и близкие кому-то люди?

— На свадьбе? — предположила Трошкина.

— Романтичная дурочка, — заклеймила ее я. — Все дорогие и близкие разом приходят только на похороны! А хоронят человека когда?

— Когда он умрет?

— Логично. Но не в тот же самый момент, а через некоторое время, обычно спустя пару дней. А Маковеева когда убили, ты помнишь?

— Я поняла, — Алка кивнула. — Ты хочешь сказать, что похороны Маковеева должны состояться сегодня или завтра.

— Да! И хорошо бы нам с тобой к этому моменту тоже оказаться на кладбище!

— Но еще живыми! — зачем-то добавила Трошкина, и я обиделась.

— Можно подумать, кто-то тут сильно рискует жизнью! По-моему, у нас еще не было по-настоящему опасных приключений!

— Дело-то наживное, — пробурчала подружка, но больше со мной не спорила.

Мы расплатились и распрощались с гостеприимным дядей Гиви, без проблем забрали с неохраняемой стоянки Алкину машинку и покатили в город.

Мой план был прост и гениален: явиться на похороны Маковеева и рассмотреть всех-всех гражданок в трауре, чтобы выявить среди них Колобковую Лисичку. Коль скоро у них с усопшим была сердечная связь, она же придет проводить его в последний путь, правильно?

— Это при условии, что она действительно скорбит об уходе Маковеева, — шепотом возражала мне рассудительная Трошкина уже на кладбище.

Мы едва успели на похороны и пронеслись между могилками с неприличной скоростью. Зажатые в кулачках красные гвоздички — по две у каждой — на бегу весело колыхались, и я сильно опасалась, что со стороны мы с Алкой здорово похожи на пару цирковых лошадей в цветном плюмаже. А наши раскрасневшиеся от бега лица сильно контрастировали с печальной бледностью скорбящих. Я незаметно послюнила палец и нарисовала на щеках мокрые дорожки. Мне не хотелось выделяться из толпы и привлекать к себе внимание.

— Но ведь есть вероятность, что подруга Маковеева вовсе не огорчена его смертью! — шептала мне Трошкина, почти не открывая печально скривленного рта и лишь слегка поводя головой.

Из-под прикрытия темных очков она рассматривала присутствующих на скорбном мероприятии дам. Народу на похороны Маковеева пришло немало, и, чтобы не вертеть головами, мы с Алкой время от времени переходили с места на место.

— Мы же предполагаем, что именно Лисичка была заинтересована в гибели Колобка! — напомнила мне Трошкина, когда мы подобрались поближе к группе в трауре.

— Что вполне соответствует классическому сюжету, — тихо согласилась я. — Однако в этом случае Лисичка тем более придет на похороны и будет рыдать громче всех, чтобы никто не подумал, что для нее это событие радостное. Не забывай, что Маковеев не просто умер, а был убит, и Лисичка у полиции в числе подозреваемых. Пусть и не номер первый.

— Да, но полиция думает, что Лисичка — это ты! — упорствовала Трошкина. — В таком случае настоящей Лисичке вовсе не стоит светиться на публике.

Я встревожилась:

— Трошкина, мне только сейчас пришло в голову одно очень неприятное соображение. Появившись на похоронах, мы с тобой как бы сделали заявку на знакомство с покойным! Теперь можно подумать, что нас с ним что-то связывало!

— Например, что ты — Лисичка, — поддакнула подружка.

— Или что это ты! — Я порадовалась, что еще не смыла свой грим а-ля Лелька.

Мы переглянулись.

— Давай-ка поживее просканируем присутствующих баб и уберемся с погоста! — предложила я.

— Неузнанными, — добавила Трошкина и поправила темные очки. — Предлагаю разойтись в разные стороны, так мы быстрее осмотрим всю толпу.

Со всей возможной деликатностью перемещаясь в своем секторе, я тихо радовалась, что сейчас не зима. В холодное время года дамы на кладбище стояли бы с покрытыми головами, и под шапками, шляпами и платками трудно было бы рассмотреть их шевелюры. А так лишь безутешная вдова укрылась черной кружевной мантильей в испанском стиле.

«Роскошные кружева, кстати говоря, — завистливо заметил мой внутренний голос. — Похоже, валансьенские. И колец с бриллиантами полные пальцы! Вдова не бедствует! Жаль, благодаря прессотерапии у нее алиби».

Трошкина мыслила в том же направлении.

— Вдова брюнетка, — при встрече с сожалением шепнула она мне, рассмотрев выбивающиеся из-под кружева пряди. — Значит, Лисичка не она, а очень жаль. Было бы так логично: муж — Колобок, жена — Лисичка. Она хотела уйти к другому, а он не хотел ее отпускать. Он ее любил, а она его убила.

— У попа была собака, поп ее любил, — пробормотала я, покосившись на священника у гроба. — Она съела кусок мяса, он ее убил… Забыла тебе сказать, у вдовы алиби. В тот момент, когда ее благоверного пырнули шилом, она мирно избавлялась от отечности и целлюлита в СПА-салоне.

— Жаль, — вздохнула Алка.

— Еще как жаль. Лучше бы у вдовы был целлюлит, а не алиби, — согласилась я.

— Знаешь, я увидела лишь одну конкретно рыжую даму, но ей всего лет десять, так что вряд ли это она, — сказала Трошкина, возвращаясь к теме поисков Лисички. — А пышноволосых блондинок тут только две, смотри, покажу тебе. Вон девушка с толстой косой, и вот еще тетка с начесом «Воронье гнездо», очень пышным.

— Этих я тоже увидела, — кивнула я и показала подружке собственную находку. — Там еще дамочка в болонкиных кудрях. Итого всего три потенциальные Лисички.

— Я бы тетку с вороньим гнездом не считала, — подумав, сказала Алка. — Ты посмотри на нее, ей же лет шестьдесят, а Петру Даниловичу и пятидесяти не было.

Отчество и возраст Маковеева мы узнали по табличке на деревянном кресте.

— Некоторые мужчины любят женщин постарше, — напомнила я, сама сомневаясь. — Как говорится, любовь зла!

— Но не настолько же зла! Ты рассмотри ее получше!

Я подкралась поближе и пришла к выводу, что Трошкина права. Дама с начесом выглядела уж очень некондиционно и на объект любовной страсти мужчины, не лишенного выбора, никак не тянула.