Заграница сначала удивила Ивана Сидорова тем, что тут даже в деревенских домах было электричество и телефон (дома, лишь в правлении). И одевались все по-городскому, как дома лишь председатель, да начальство из района могло себе позволить (а всем прочим, телогрейка да кирзовые сапоги). И в домах у них стояла хорошая городская мебель, а у некоторых даже были собственные автомобили! А где же тут бедный угнетаемый пролетариат? Наверное, эти, с красными повязками, "активисты-коммунисты", что нас радостно встречают. Но все-таки, на взгляд Ивана Сидорова, это все было неправильно — эксплуататору полагалось жить во дворце со слугами, или в поместье (как бывший барский дом, теперь правление колхоза), ну на самый край по-мужицки, в крепком хозяйстве, но одном на все село, как же могут два мироеда в одной деревне ужиться? А тут, если посмотреть, куркулями были многие, если не большинство!

— Они богатые, потому что из колоний кровь высасывали — говорил политрук — на них негры работали в каком-нибудь Конго или Сенегале. А еще, мы предпочитали быть беднее, но сильнее, чтобы армия у нас была лучшая, а не как в сорок первом, "десять винтовок на весь батальон, в каждой винтовке последний патрон", и на немецкие танки в атаку с палками ходили. Ну а эти, как стрекозлы, пей и гуляй, зима далеко. У нас тоже могло быть так, как враг народа Бухарин предлагал, чтоб ситцев побольше а не стали и угля — тогда бы Гитлер нас всех завоевал, все отнял, а нас в рабы. Теперь американцы так хотят — не позволим!

Армия у СССР, на взгляд Ивана Сидорова, и в самом деле была лучшей, раз наши наступали. И политрук говорил, что танк Т-54 лучший в мире, и автомат Калашникова превосходит американский "гаранд". И вообще, мы прошли в ту войну две трети Европы — теперь надо до конца, и еще до Америки, чтобы дело Сталина по всему миру. Чтобы везде был один, советский порядок! В установлении которого в Европе рядовой Сидоров принимал участие — его 101й гвардейский Костромской полк, находясь во втором эшелоне, первые недели советского наступления был занят исключительно оккупационной работой, наравне с войсками НКВД. Так что Сидоров видел как людей (мужчин и женщин отдельно) грузили в товарные вагоны для отправки в ГУЛАГ. Как проводили мобилизацию в "трудовые батальоны" (также, мужчин и женщин порознь, безжалостно разлучая семьи — встретитесь после войны). Как тем немногим, кому повезло быть оставленным дома (например, железнодорожникам) выдавали разрешительные документы вместе с продуктовыми карточками — прикрепляющие людей к месту работы под страхом ареста или даже расстрела. Как толпой гнали на погрузку детей, чьи родители были объявлены "врагами коммунизма". Как из больниц вышвыривали наружу пациентов (даже лежачих), освобождая место под госпитали. Как расстреливали нарушивших порядок — тех, у кого находили несданное оружие (хотя бы охотничье ружье), радиоприемник, фотоаппарат, иностранную валюту, запас продуктов. Уроки прошлой Великой войны были учтены, безотказно работала машина организации гражданского тыла воюющей армии — механизм бездушный и безжалостный, превращая людей в полезные функции и отбраковывая негодных. Все для фронта, все для победы — и каждый обязан делать что-то нужное этой цели, или не имел права на жизнь.

— А разве у нас в мирное время дома не так? — подумал Сидоров — каждый обязан делать лишь то, что ему предпишут, и за нарушение кара. И нам, мужикам, и начальству, партийным — вон как было в тридцать седьмом, когда и их головы летели. Да, каждому дадут необходимый мизер, и койку и пайку, и лодырничать не допустят — но и подняться в крепкие хозяева не позволят, говоря, если ты для себя, то отрываешь от общества. А здесь не так — каждый свободен: кто глуп, неумел и ленив, тот беден, как угнетаемый пролетарий, а кто жилку имеет и старание, тот живет, как у нас большое начальство, и ему никто слова не скажет. Теперь значит, партийные хотят, чтобы повсюду было как у нас.

Мелькнула мысль о побеге — бросить автомат, скинуть мундир, раздобыть штатскую одежку, и прибиться к какой-нибудь семье, хоть в батраки, на первых порах. Но нет — поймают, без документов. И без языка — а выдать себя за потомка эмигрантов-беляков еще хуже, таких в СМЕРШ сразу даже не стреляют, а вешают. И мать тоже тогда в ГУЛАГ, а малолетних сестренок в детдома. Нет уж, от добра добра не ищут — живой пока, и ладно, кормят хорошо, у командира на хорошем счету, как отличник боевой и политической подготовки, авось так до конца войны и будет. Ну а эти "раскулачиваемые", они ж мне не родня!

А затем пришел приказ, полку отправляться на передовую. Под атомные снаряды и бомбы, под гусеницы американских танков — да, в сводках говорят, что мы наступаем, но видать, потери большие, раз второй эшелон посылают в бой? Убьют на чужбине, похоронят — и все ради того, чтоб большие партийные комиссары Сталину доложили в Москве. Жил как баран в стаде, и сдохну как баран, так и останется мечтой, выбиться в справные хозяева. А если наши победят, то даже если он, Иван Сидоров, домой живым вернется, и сыновей родит, то и им достанется или прожить подневольными баранами "как велят", или сдохнуть на будущей войне. Когда вот она, желанная свобода, на той стороне — свобода, где от тебя одного все зависит. Политрук говорит, "угнетение", ну так слава богу, руки не из задницы растут, и не лодырь, не пьянь — а в ихние рокфеллеры мне и не надо, вот так бы пожить, как эти, которых мы здесь в Сибирь!

Рядовой Иван Сидоров был застрелен политруком при попытке перебежать к американским войскам, обороняющим Гавр. Он стал первым из советских солдат, выбравших свободу. Первая песчинка грядущего обвала — когда гора, на вид несокрушимая, вдруг рушится в пропасть.[25].

Анна Лазарева.

Все, никаких государственных дел на сегодня — только отдых, дом и дети!

Мой Адмирал к обеду не будет — звонил, что в министерстве задерживается. Знаю, что в его истории наша первая атомарина "Ленинский комсомол" была больше опытовым, чем боевым кораблем — из-за частых аварий атомного "котла", до того доходило, что зараженный радиацией воздух по всем отсекам вентилировали, чтобы машинной вахте меньше доставалось. Микротрещины в арматуре реактора — не знали еще, что не годится нержавеющая сталь, титан нужен. А с этим металлом у нас здесь почти не работали, всю отрасль и технологию пришлось заново создавать. Но сказали Партия и товарищ Сталин, "надо", и сделали — недешевой ценой, хотя сведения от "воронежцев" очень помогли. Михаил Петрович и товарищ Сирый сколько раз в Ленинград ездили в командировки, и в Горький на "Красное Сормово", а про Севмаш наш молчу. И мне случалось своего Адмирала сопровождать в поездках — и не только в качестве жены, но и с полномочиями от Пономаренко. Сейчас технические проблемы в основном решили — не скажу, что на "акулах" все гладко и без единой аварии, но в сравнении с тем, что было там… Я, пару лет в войну на Севмаше прослужив, да и после с людьми, вроде Базилевского и Курчатова общаясь, теперь, как мой Адмирал шутит, "сама могу на инженерный диплом экзамен сдавать". Так организация подготовки кадров для советского атомного флота, и тактические вопросы (взаимодействие атомарин с надводными кораблями и авиацией) тоже времени требуют — чем мой Михаил Петрович и занят. Но три дня назад на встречу с будущим гением советской фантастики все же время нашел. Ой, ну решила же — сегодня никаких дел, и даже мыслей о них!