пальцем проводит, сдвигая их и оголяя нижний ряд зубов.

Моя помада отпечатывается на подушечке пальца, и он брезгливо вытирает его о мою щеку.

Когда рука ложится на грудь, задерживаю дыхание. Зажмуриваюсь, выпуская пару слез-предателей. Кожа тут же щипать начинает, а я чувствую всем телом его удовольствие от моей беспомощности.

– Сначала мы договорились на два месяца. Но Аверину показалось этого мало.

Рамиль все говорит и говорит. Каждое его слово к пропасти меня подталкивает. И зацепиться не за что.

Глупо верю этому уроду.

– Теперь ты моя. Положена по договору.

Рам отходит, и у меня наконец появляется воздух, чтобы дышать. Только больше не могу. И не хочу. Да и жить больше не хочу!

Меня силой усаживают между двух парней, пока Рамиль делает что-то с кальяном. В тишине все его движения как громовые раскаты. Дергаюсь от каждого, сквозь меня проходят как спицы.

Живот сводит спазмом, и я незаметно кладу руку вниз.

Подвел тебя твой папа, малыш.

Аверин входит как хозяин. Походка вольготная, ни капли не быстрая. Мажорская. Красивый в этом костюме и с бардаком на голове.

Сердце по привычке вздрагивает и замирает, вспорхнув над телом.

Стас придирчиво рассматривает зал. Уверена, был здесь не раз. Вот за этим столом, куда усадили меня, девок обсуждали. И меня, может быть.

— Ну и зачем ты своим звонком отвлекаешь? — обращается к Раму и раздраженно выдыхает.

Наши взгляды встречаются через несколько минут, как Аверин сюда вошел. Его глаза кажутся прозрачными, почти безразличными, хоть и темными.

Он медленно убивает меня своим взглядом. Не словами. Ими он вгоняет мне иголки в сердце.

От парней по обе стороны от меня пахнет одновременно вкусно и ужасно. Кальян с примесью мужского пота и моего страха.

Тошнота сильная, позывы все чаще.

— Я уже поведал нашей лисичке об игре. Ты же не против?

Сглатываю жгучую обиду и прикрываю веки. Глаза режет, когда я смотрю на Стаса.

Все правда. Все, о чем рассказал мне этот урод, — правда.

Аверин, получается, смог остаться настоящим подонком, о котором все так и говорили. Наивная Саша верила в другое. Верила в его честность и влюбленность.

— Ты за этим ее силой забрал? — без капли жалости говорит.

Внутри меня все трясется. Настоящее землетрясение.

— Конечно! И теперь она моя, — мерзко смеется.

— Против воли будешь удерживать? Напомнить, чем тебе это грозит?

Мажор расслабленной походкой идет к дивану и садится напротив нас, затем меняет насадку на кальяне и делает длинную затяжку. Безвкусный, сизый дым ударяет мне в лицо. Уплываю.

— Подстрахуешь. В конце концов, сколько я ждал?

Они оба нахально смеются.

— Да, Саша, Саша. Вот такие мы. Увидели девчонку, решили с ней поиграть. Я вообще тоже люблю игры, — от голоса Рамиля кровь останавливает свое движение. В венах пусто.

Чужая рука накрывает бедро. Она до невозможности горячая, но вызывает лишь слепое отторжение.

Спасения не жду. Мне никто не поможет. Надежда только на себя. Придется бороться.

— Поиграем вместе? — развязно спрашивает.

Рука идет вверх, накрывает грудь и сжимает, пока не начинаю морщиться от боли.

— Рамиль, не трогай ее!

Во всем помещении стоит духота. Морок. Густой непрозрачный туман.

Я боюсь посмотреть на Стаса. И в то же время хочу этого больше всего. Хочу увидеть в нем того, кто поможет. Хоть чуть-чуть. Последний раз.

Мне все же нужна эта чертова помощь!

— А что, мажор? Не хочешь смотреть, как буду с ней веселиться? Да брось.

— Ее отец — прокурор. Тебе крупно влетит, если с ней что-то случится.

Рам прищуривается. Бросает гневный взгляд то на меня, то на Аверина.

Тянет время.

— Просто дай ей уйти. Она напугана, вон как! А мы найдем тебе новую девчонку.

Тело тяжелым камнем ощущается и вниз тянет. Упасть хочу.

Секунда — и наши взгляды со Стасом встречаются снова.

Моя любовь гаснет. Ненависть стремительно рождается. Думала, нельзя так резко. Получается, можно.

Я была игрой. Жестокой. Развлечение для богатого мажора.

И где я в его глазах только влюбленность прочитала? Ослепла, видать.

— Да и потом, от скуки с ней умрешь, — добавляет на релаксе и снова кальяном затягивается с бурлящим звуком.

— Проверить хочу.

Рамиль хватает меня и с силой поднимает с дивана. Стремительно втягиваю воздух, словно это последний вдох. Парень уводит мое слабое тело из зала, а позади меня звуки борьбы слышу. И удары, мощные, какие-то убийственные.

Слабость связала меня по рукам и ногам. Даже шея не может выдержать тяжести головы. То ли в парах кальяна что-то было, то ли я от страха и стресса стала абсолютно безвольной и тряпичной. Самая настоящая кукла. Обмякла и точно падаю в черноту.

Глава 36. Стас

Глава 36. Стас

Походу, я здорово встрял с этой лисицей.

Стас.

Корчусь на полу от боли в затылке. Через простреливающее чувство в правом локте тянусь к голове и пальцами ощущаю теплую влагу – кровь.

Твою мать!

Самый подлый удар – в спину.

Не знаю, смог бы я справиться с двумя парнями весом явно не из моей категории. Да и они точно занимаются более агрессивным видом спорта. Боями без правил там.

Сознание восстанавливается с трудом. Голова тяжелая, а внутри будто булыжник вместо мозга.

Сердце исполосовано взглядом лисицы. Ей было больно. Больнее, чем мне сейчас. Сашин страх, застывший в глазах, иссушил вены за доли секунды и заставлял эти самые вены выдергивать из тела без капли анестезии.

Чувствую себя бесполезным и разбитым трупом.

Из рассеченной брови хлещет кровь. Она стекает по глазу, и я вижу все в красно-багряном свете. Легкие вынуты, дышать не получается совсем. Боль и ломота в теле, как при температуре больше сорока градусов.

Не могу понять, много ли прошло времени с отъезда Рама. Достаю телефон. Экран разбит в мелкую сетку.

Похуй.

Пальцем снимаю блокировку и открываю список вызовов.

Перед глазами расплывчатая масса, и глазные яблоки режет до тошноты.

«Отец» – зигзагами из-за трещин надпись горит.

Тахикардия жуткая, удары мощные, словно до сих пор бьют. Изнутри вырывается, противно ему в моем теле быть. Не заслужил иметь сердце. Ведь я бесчеловечный придурок.

– Пап, – через силу говорю.

Во рту сухость, на языке металлический привкус собственной крови.

– Мне помощь нужна.

Откидываюсь назад и снова бьюсь головой. Больно. Но говорить и просить помощи у отца еще больней.

–