Люба вдруг заметила, что глаза у него небольшие, но яркие, карие, с зелеными крапинками.

— А кого можно? — тихо спросила она. — Кого можно убивать? Кого вы убили, Дмитрий?

— Догадались, значит, — усмехнулся он. -А я сначала обрадовался, что Серега стал к врачу ходить.

— К психологу, — поправила Люба.

— Один черт. Лечит — значит, врач. А у Сереги крыша поехала. И, главное, с чего? В детстве я ему здорово завидовал. Когда понял, что лицом не вышел. Он в мать-красавицу, а я в отца. Но потом на жизнь стал смотреть проще. Мне-то не надо было каждый день доказывать, что я супермен. Я просто жил. Ел, пил, спал, рос, потом с девушками встречался. Никого не уговаривал, потому что говорить красиво не умею. Сами давали, извините за грубость. А не женился, потому что не хотел вперед брата. Я ж видел, что с Серегой что-то не то. Но вместо того, чтобы со мной откровенно поговорить, он стал вдруг от меня шарахаться. А я за брата…

Он так сжал деревянные подлокотники кресла, что костяшки пальцев побелели. Люба даже испугалась, что Иванов-младший сломает ее мебель.

— Раз уж вы психолог — слушайте, — усмехнулся Дмитрий. — Ведь это я из-за Сереги стал спортом заниматься. Ни в чем не хотел уступать старшему брату. Мускулатуру приобрел. Люблю я его, как ни одну бабу не любил. Родная кровь. А бабы, что бабы? Хоть Гульку взять. Девчонка хорошая, но трепло. Ведь это она мне сказала, что Серега — импотент.

— Глупость, какая!

— Да? Наврала, значит? А я человека из-за этого убил. — Он сказал об этом, как о деле обыденном, которое приходится выполнять изо дня в день.

— Осокина? — подалась вперед Люба.

Наконец-то признался!

— Его. Если бы он, сволочь, Серегу не трогал, все бы обошлось. Ну, застал он меня со своей бабой, так не любил же он ее. Актрисе побрякушки дорогие дарил, а Гульке ничего. А она девочка с характером.

— Значит, это к вам Гульнара приходила, а не к Сергею?

— Куда приходила? — не понял Дмитрий.

— Домой.

— Приходила. Чай с родителями пила, разговоры разговаривала. Любовь с первого взгляда, да? — смешно передразнил он. — Только я на Серегино не зарюсь. Когда он женился на Гульке, я подумал, что это у них серьезно. И прописку ей сделать согласился. Я первое время верил, что они с Серегой действительно муж и жена. Радовался. Мол, конец проблеме. У брата жена красавица, не будет больше от меня шарахаться, как от зачумленного. А тут Гулька стала мне на шею вешаться. Звонила, звонила целыми днями. Это она любит. Звонить. И говорит все время как-то странно. «Да», «нет», «не знаю». А то просто молчит и слушает. И дышит. Это любовь такая, да?

— Но вы все-таки стали с ней встречаться?

— Встречаться? Скажите лучше спать. Раз уж у нас частная консультация, я вам как на духу. Как врачу. Так?

— Тогда как же ваша любовь к брату? Девушку-то у него увели.

— Это вещи разные, — возразил Дмитрий. -Я иногда с ней спал. Понятно? Пользовался.

— Понятно, — поежилась Люба.

— Деликатная вы женщина. Замужем, нет?

— Вдова.

— Извините. Я уж, было, подумал — старая дева. Не буду тянуть кота за хвост. Изложу факты. Серега сделал глупость и связался с Осокиным. Я пошел к нему и сказал, где работаю. Попугать хотел, а он, сволочь… предложил оставить в покое моего брата взамен за информацию, которую я буду ему сливать.

— И вы согласились?

— Во-первых, с детства не люблю богатых. Ну, кого осокинские парни грабили? Пролетариев? Интеллигенцию вроде вас? — Дмитрий согнутым пальцем постучал по деревянному подлокотнику старого кресла. — Барахло, а? Грабили они осокинских знакомых, бизнесменов, которые, в свою очередь, не стесняются грабить тех, кто на них работает. Серега уж сколько лет болтается в частных фирмах. Сколько раз его кидали? Сколько не доплачивали? Если хозяин фирмы на шестисотом «мерине» поехал, это значит, что много людей в нашей стране еще долго будет ходить пешком.

— А честно на «Мерседес» заработать нельзя?

— Честно нет, — уверенно сказал Дмитрий.

— Значит, вы, современный Робин Гуд, договорились с одним преступником, чтобы тот безнаказанно экспроприировал награбленное у других?

— Здорово вы все повернули! И как сказали, а? Начинаю уважать психологов. Но я еще не сказал, что, во-вторых, рассчитывал Осокина посадить. Я, между прочим, доложил начальству, что внедряюсь в банду. И вышло бы все так, но… В общем, пришел я как-то к Осокину, а его дома нет. Ну, мы с Гулей расположились в гостиной на диване кофе пить. И поскольку вы женщина деликатная, то подробности я опущу, — усмехнулся он.

— И тут пришел Осокин.

— Водевиль, да? Только я паренек крепкий и с балкона сигать не стал. Чего мне бояться? Осокин, конечно, начал выступать, Гулька в слезы. «Я его люблю», — кричит. Меня, то есть. Точно водевиль! Я на это дело посмотрел, и говорю: «До свидания, граждане, вы уж сами тут разбирайтесь, кто кого любит». Но тут Осокин стал кричать, что брат мой, мало того, что дурак, еще и импотент. Тут-то у меня в глазах и потемнело. А сам-то кто? Короче, я его шарахнул по голове первым, что под руку подвернулось. А поскольку паренек я крепкий…

И «паренек» тяжело вздохнул — так уж вышло.

— Зачем про брата такое сказал? — продолжал Дмитрий. — Но Гулька молодец. Никакой истерики, сразу же стала мои отпечатки вытирать. Кухонным полотенцем. Ну и другие заодно. А потом сказала, что позвонит в милицию и все стрелки переведет на осокинских ребят. «Иди», — говорит. — «Я все сделаю». И сделала. Когда парни зашли к ней добро хозяйское делить, отдала без звука, что просили. Портсигар золотой, коллекцию старинных монет. Сказала, что остальное в тайнике, и она отдаст после. А тут уж я вступил в дело и вместе с ребятами осокинскую группу задержал. Улик хватило с лихвой. Дальше уже было дело техники, чтобы пацаны все на себя взяли. Даже убийство Осокина.

— И дачу Алины Линевой, — усмехнулась Люба.

— Какую еще дачу? — вытаращил глаза Дмитрий.

— Вы слышали когда-нибудь про бриллиантовое колье, которое Осокин подарил актрисе?

— Колье? Гулька что-то базарила. Не только про колье. Эти побрякушки ей покоя не давали. Как заговорит про бриллианты, так глаза блестят.

— Оно у Гульнары? Колье?

— Да что вы заладили! Не видел я никакого колье!

— А остальные вещи? Ведь был же у Осокина на самом деле тайник?

— Послушайте, я с ней награбленное делить не собирался. Девчонка и так висит на волоске. Эти ребята когда-нибудь выйдут из тюрьмы, куда мы с Гулькой их упрятали. Она потому за меня и цепляется. Звонит каждый день, то слезы льет, то просто в трубку дышит.

— А вы их не боитесь?

— Я? Нет. — Он рассмеялся. — Во-первых, я закон. Во-вторых, год добровольцем отслужил. В горячих точках. Если бы я за жизнь свою боялся, меня, как и многих, в цинковом гробу оттуда привезли бы. Смерть трусов не любит. А отчаянных, напротив, уважает.