– Да, – согласилась Ава, довольная догадливостью своего дяди. – В ближайшие несколько месяцев я была бы не против того, чтобы Саймон всегда был под рукой, но тут уж что есть. Хорошо, что он сам счастлив. И ты, наверное, тоже, раз у бабушки случилось Рождественское Прозрение.

– Если честно, я все еще пытаюсь осознать это. После стольких лет это довольно сильный шок.

– Да, но я теперь впервые за все время вижу хотя бы проблеск того, какой она была до аварии. И, думаю, Тор права насчет того, что ей надо к кому-то сходить. Я понимаю, что сейчас бабушка в восторге, но если ее память и правда начнет возвращаться, как она говорит, ей будет с этим совсем непросто. Особенно с учетом всего, что ей еще предстоит вспомнить, – тихо сказала Ава.

– Знаю. Но сейчас она, по крайней мере, тут, с нами, и мы можем ее поддержать.

– Утром она сказала, что вспомнила про свою жизнь в Марчмонте. И что это были довольно трудные времена. Да даже внезапно узнать, что у тебя был трехлетний сын, который умер, уже вполне ужасно. – Ава передернулась и положила руку на живот, как бы защищая его. – А все остальное… Я только надеюсь, она сумеет с этим справиться.

– Да, но по сравнению с той полужизнью, которую она вела, так же все равно лучше?

– Ну, дело в том, дядя Дэвид, что, даже если она вспомнит ночь аварии, может быть, ей не обязательно будет узнавать всю правду об этом?

– Я понимаю, о чем ты, Ава, – согласился Дэвид, – и, думаю, ответ в том, что мы должны будем подождать и посмотреть, как говорится. Если я что и знаю о Грете, так это то, что она герой. И если кто и способен справиться с таким, так это она. Но ты в любом случае не волнуйся за свою бабушку. Я о ней позабочусь. А ты сейчас сосредоточься на себе. Я же сяду в «Лендровер» и попробую доехать до поселка, купить там «Телеграф».

Глядя вслед выходящему из комнаты Дэвиду, Ава подумала: интересно, только ли она во всей этой компании видит, что он чувствует относительно Греты. Ради Тор стоит надеяться, что это именно так.

Позже в тот же день Дэвид вошел в гостиную, где обнаружил Грету, в одиночестве глядящую на затухающие угли в камине.

– Можно посидеть с тобой? Все остальные или спят, или куда-то ушли.

– Ты даже можешь взбодрить для меня огонь, – улыбнулась ему Грета.

– Конечно. Как ты себя чувствуешь? – спросил он, занявшись дровами и раздуванием огня.

– Это нормально, если я отвечу, что вообще-то не знаю?

– Думаю, вполне. Сомневаюсь, что существуют какие-то правила для того, что ты пережила. А если б они и были, то, думаю, их можно было бы нарушить. – Дэвид сел напротив нее и стал смотреть, как в жерле камина радостно вспыхнуло пламя. – Я тут, чтобы слушать, а не судить, и чтобы помочь тебе всем, чем только могу.

– Я знаю, Дэвид, – благодарно ответила Грета. – У меня к тебе только один вопрос: почему ты не говорил мне про Джонни и про то, что он умер таким маленьким?

– Врачи сказали мне не говорить тебе ничего, что могло бы тебя травмировать. Прости, может быть, я должен был это сделать, но…

– Пожалуйста, не извиняйся. Я знаю, что ты старался оберегать меня, – торопливо сказала Грета. – Как ты, наверно, понимаешь, мне немного страшно думать о том, что еще я должна буду вспомнить, кроме этого. Но ты, Дэвид, всегда был просто чудесен. Я вспомнила, что ты сделал для меня, когда я была беременна и в отчаянии, и… спасибо тебе. По правде говоря, кроме того, что я теперь чувствую, что должна снова оплакать сына, которого я потеряла, сегодня, когда я вновь пришла к могиле Джонни, ко мне опять пришли воспоминания. О том, – Грета сглотнула, – что было потом.

– И что это было?

– Ческа. Дэвид, ты можешь помочь мне вспомнить, даже если мне будет больно это слышать? Мне нужно сложить все вместе. Потому что пока ничего не имеет смысла. Понимаешь?

– Думаю, да, – осторожно ответил он. – Но тебе не кажется, что ты должна дать всему этому случиться самому себе? Ну, то есть, может быть, нам нужно обратиться к профессионалам и узнать, как будет лучше для тебя?

– Я уже годами имела дело с психологами и прочими шарлатанами, так что можешь мне поверить, когда я говорю, что знаю свою психику лучше, чем кто угодно, – твердо ответила Грета. – А если бы я ощущала, что не справляюсь, я бы не просила тебя восполнить недостающие звенья. Поверь мне, я и сама уже могу многое тебе рассказать. Например, я знаю, ну, или думаю, что знаю, что Оуэн стал пить и мне с Ческой пришлось бежать из Марчмонта. Я поехала в Лондон, и я помню довольно многое из того, что там произошло, и не могу сказать, что я могу всем этим гордиться. Но если бы ты мог рассказать мне – только всю правду, – это мне бы действительно помогло. Пожалуйста, Дэвид, мне правда нужно понять.

– Если ты правда так считаешь, то я расскажу.

– Только если ты поклянешься, что расскажешь все. Без утаек. Только тогда я смогу поверить, что так и было и это не мое воображение шутит со мной шутки. Пожалуйста, только всю правду, – взмолилась Грета. – Это единственный способ.

Дэвиду захотелось налить себе виски, но, поскольку было всего три часа дня, он удержался. Должно быть, Грета ощутила его сопротивление, потому что сказала:

– Я и так знаю, что часть всего этого просто ужасна, так что ты можешь не бояться, что это меня потрясет.

– Ну тогда ладно, – со вздохом сдался Дэвид. – Так ты говоришь, что помнишь свое возвращение в Лондон. А ты помнишь, как я организовал Ческе просмотр для ее первого фильма?

– Да, помню. Начни с этого, Дэвид, потому что именно там все уже становится каким-то смутным…

17

ЧЕСКА

Лондон, июнь 1956

Время от времени Ческе снился сон. Это всегда был один и тот же сон, и она просыпалась, дрожа от страха. Во сне она всегда была в большом темном лесу, среди множества огромных деревьев. И там, во сне, был маленький мальчик, который был похож на нее, и они с ним играли в прятки среди деревьев. И еще иногда там был старик, который всегда хотел обнять мальчика, а ее –