Пока Ивар бегает за полотном, достаю один из дротиков и заворачиваю в собственный платок таким образом, чтобы нельзя было по первому взгляду понять содержимое свертка.

- Дай ножны, - холодно приказываю Рамму и дождавшись, пока он отстегнет их от пояса, возвращаю ему кинжал, - постарайся не порезаться.

- Грег… за что ты так… - начал было милорд, но сразу смолк и отвернулся.

- Вот! - размахивая полотном как флагом, прыгает по ступенькам Ивар.

- Передашь это Зигелю дель Ксаро, - поясняю парнишке, аккуратно заворачивая в полотно засунутый в ножны дротик, - и сразу назад.

- А если он не придет?

- Не твое дело, иди.

И, проследив, как он мчится к калитке, шагаю на первую ступеньку.

- У тебя есть комната, в которой никто не помешает и не подслушает?

- Сколько угодно, - так же сухо и официально сообщает милорд, - прошу.

Мажордом, встретивший нас в приемном зале, даже виду не подал, что его хоть сколько-нибудь заинтересовало появление столь странного гостя, и немедленно отворил перед нами двери в просторную гостиную.

- Куда вторая дверь? - не обращая внимания на поджатые губы Рамма, осведомился я, изучающе оглядывая обставленное старинной мебелью помещение.

- В мой кабинет, - милорд широким жестом распахивает передо мной створки резной двери.

- Сядем там, - бесцеремонно прохожу впереди него в не менее просторную комнату.

А неплохо он тут устроился, от массивной мебели, инкрустированной кусочками редких пород дерева, так и веет многовековым достатком. Да и прочие атрибуты, старинные книги с драгоценными камнями на застежках, малахитовый письменный прибор с золотыми крышечками на чернильнице и песочнице, потемневшие от времени серебряные подсвечники и кубки на маленьком столике у окна, вполне соответствуют этому выводу.

- Чей это дом? - удобно устроившись в кожаном кресле, демонстративно кладу больную ногу на маленькую скамеечку, не обращая внимания на несчастную гримасу, на миг исказившую лицо милорда.

- Теперь мой. Достался в наследство после смерти дяди.

- А почему от тут не жил?

- У него были причины… - попытался увильнуть от ответа Рамм, однако, наткнувшись на мой строгий взгляд, сразу сдался, - он поссорился с очень влиятельными друзьями, требовавшими от него присоединиться к одному из политических союзов, и вынужден был уехать в свой гассийский замок. Он всегда говорил, что настолько богат, что может не интересоваться, кто правит страной. Я не рассказывал… наш род входит в дюжину самых знатных и влиятельных семей Шладберна.

Нет, такого он точно не рассказывал, однако не могу утверждать, что я чего-то подобного не подозревал. Хотя и не мог в тот момент предполагать, что его дядя так быстро покинет этот мир.

- Пусть принесут холодного лимонада и чистую посуду, - не настолько мне хочется пить, сколько проверить, как близко от кабинета ошивается его мажордом.

И тот действительно, явился по первому звонку колокольчика, понятно, стоял за дверью.

- Как принесет лимонад, отправь его в погреб… или лучше в библиотеку, что тут у тебя дальше расположено? Пусть поищет что-нибудь редкое… что нужно долго искать.

- Да он безобидный старик… - попытался защитить своего слугу Рамм, - и никому ничего не скажет.

- Никому ничего не скажет тот, кому нечего сказать, - отрезал я, - а насчет безобидности не тебе судить. Ты тоже был очень безобидным, пока я тащил тебя на своем горбу по болоту. Вместе с твоей собакой, между прочим. Только собака добро не забыла, в отличие от тебя.

- Грег… но я же все объяснил… - в отчаянии всплеснул руками северянин, - те стражники, что заявились к вечеру на хутор, считали нас всех контрабандистами и первый день мы все ехали в оковах… просто ты проспал дольше всех. Я проснулся на сутки раньше и придумал, как объяснить наше появление. Когда мы доехали до первого городка, они проверили мои слова по своим приказам и извинились… с нас кандалы сняли, а тебя так и везли. Я бы потребовал… чтоб и с твоей ноги сняли… если б знал, что это не от комариных укусов так распухло. Ты же ничего не говорил про ногу… вот я тебе про свою руку сразу сказал.

- И что там с твоей рукой? - еще раздраженно буркнул я, чувствуя, как постепенно тает в груди горьковатый ком обиды.

Уж такой я человек, не могу долго сердиться на тех, кто сделал мне больно не по злому умыслу, а по неумению и недомыслию. Да и чего мне было ждать от совершенно неподготовленного человека? Вполне возможно кто-то другой на его месте и этого придумать бы не сумел, и выложил Гиссийским стражникам чистую правду. Вот тогда действительно пришлось нам испытать все прелести тюремной жизни и методов дознания. Однако я и не подумаю так сразу признаться в этом милорду, пусть еще помучается, в другой раз будет внимательнее относиться к людям.

- Ничего… - горестно буркнул Рамм, и, не выдержав, прибавил, - вот только драться я ею не скоро смогу.

- А с кем тебе драться, если ты теперь дома, - легкомысленно хмыкнул я и замолчал, заслышав шорох открывающейся двери.

Вошедший мажордом поставил на столик огромный серебряный поднос и начал важно снимать с него кувшины, сахарницы, вазочки и прочую серебряную дребедень.

Это как же меня угораздило забыть, что в порядочных домах для того, чтоб смешать стакан воды с фруктовым соком, льдом и сахаром, существует целый ритуал и куча приспособлений?!

- Спасибо, Тишон, на сегодня ты свободен, можешь проведать своих родственников, - объявил Рамм старику, и тот поклонился с таким оскорбленным видом, словно мы отобрали у него последний кусок хлеба.

- Благодарю, Вас, милорд, я лучше полежу в своей комнате, если вы не возражаете.

С каждой минутой он все больше мне не нравился, но когда Рамм несчастно покосился в мою сторону, я состроил самое невозмутимое выражение лица, какое сумел. Мне и так врагов хватает, пусть сам с ним разбирается.

В итоге мажордом важно удалился, Рамм занялся приготовлением лимонада, а я просто теребил мягкие уши Кафа, уложившего свою тяжеленную голову мне на колени.

И пытался понять, что забыл в этой стране теплолюбивый Зигель, проводивший все последние зимы не в поместье, а в более южной Торсанне. Если учесть, что он успел откуда-то узнать про принцесс и найти дорожку на ту скалу, стало быть, приехал он намного раньше меня, в то самое время, когда здесь еще было совсем холодно. А в его любимой столице как раз была в самом разгаре весна, и только что-то очень серьезное могло подвигнуть красавчика на такой несвойственный ему поступок.

Что, или кто? - возникло вполне законное сомнение, и я почувствовал, как по сердцу холодком скользнула знакомая тревога. Словно ниточка опутывающей меня сети, из которой я никак не могу выбраться.

- Он идет, - с порога выкрикнул запыхавшийся Ивар, и застыл, виновато пряча глаза.