Когда он проходил по залу, маркиза де ла Фер встретилась с ним глазами; он остановился и поцеловал ей руку. Наедине с ним она не столь стеснялась изуродованной кожи.

– Моя карета в вашем распоряжении, дорогая Жюльетт, – напомнил он.

– Вы ко мне не присоединитесь?

– Мне придется скакать домой верхом на Зели, – сказал он, – и последую за вами, как только мы уложим в постель его величество.

– Ваш слуга может прискакать на… Ах, я и забыла, вы никому не дозволяете ездить на своих арабских скакунах, это только ваше право.

– Мой слуга мог бы отвести Зели домой в поводу, но я весь вечер простоял в Салоне Дианы. Никакой слуга не способен сделать так, чтобы я вновь ощутил прилив сил и радость жизни.

Она улыбнулась ему, и в свете свечей ее огромные карие глаза словно на мгновение наполнились слезами.

– Конечно, дорогой. Это моя забота.

Она нарочито затрепетала ресницами и взмахнула веером, подражая записным кокеткам. Он засмеялся, снова поцеловал ей руку и присоединился к королевской свите, которой предстояло присутствовать при уютной церемонии отхода его величества ко сну.

Ив с трудом заставил себя продолжить беседу с мадам де Шартр. «Интересно, как эта дама, столь юная и столь сомнительного происхождения, может быть столь надменна», – дивился он. Она требовала больше королевских прав и привилегий, чем законнорожденные члены августейшей фамилии. Его величество был воплощением хороших манер, великий дофин так привык к самоуничижению, что сделался почти невидим, а августейшие внуки вели себя как обычные мальчишки, вот только роскошно одетые.

– Сегодня вечером вы принесли мне несчастье, отец де ла Круа, и я требую, чтобы вы загладили свою вину.

– Не могу в это поверить, мадам де Шартр, да и вообще не верю в судьбу – добрую ли, злую.

– Вы весь вечер простояли за моей спиной, и я проиграла, поэтому я возлагаю на вас вину за свое поражение.

– В таком случае, если бы вы выиграли, это тоже было бы моей заслугой? – спросил он.

Закрыв свой китайский, сандалового дерева веер, она пристально и совершенно недвусмысленно воззрилась на него. В ее сложной прическе мерцали и покачивались золотые китайские украшения, подвески на них время от времени сталкивались, нежно позванивая.

– Разумеется, отец де ла Круа, я бы и еще кое-что не отказалась добавить к списку ваших заслуг, если бы вы знали, как об этом попросить.

Ему показалось, что она с ним флиртует, хотя свой вопрос он задал вполне искренне, без всякой задней мысли. Он так долго пробыл среди мужчин – матросов, иезуитов, студентов университета, – что давным-давно забыл то немногое, что знал о вежливой беседе в женском обществе. Мадам де Шартр весьма двусмысленно толковала все его изысканные и учтивые комплименты.

Невзирая на честь, которую оказал ему сегодня вечером его величество, на восхищение придворных и внимание красавиц – он ведь мог оценить их красоту, в конце концов сотворенную самим Господом, – Ив хотел бы сейчас оказаться в своей уединенной комнате. Ему предстояло описать вскрытие русалки. Он должен был убедиться, что Мари-Жозеф не забыла о рисунках. А еще ему просто необходимо было поспать хотя бы несколько часов, чтобы днем завершить изучение трупа морской твари.

В зал вступил церемониймейстер, выкликая: «Дорогу его величеству!» Мадам де Шартр сделала шаг в сторону, присев в глубоком реверансе. Ив поклонился, украдкой поглядывая на удаляющуюся спину его величества и устремившуюся за ним свиту.

«А вдруг мне следует присутствовать не только на церемонии утреннего пробуждения его величества, но и на церемонии августейшего отхода ко сну?» – подумал Ив, но отогнал пустые опасения, ведь граф Люсьен известил бы его о новых, дополнительных обязанностях. Его величество прошествовал мимо, с королем Яковом ошуюю и его святейшеством одесную, а граф Люсьен с другими придворными следовал за ними по пятам. Его святейшество мимолетно взглянул на Ива и нахмурился; граф Люсьен прошел, словно не заметив.

Парадные апартаменты были переполнены, пока в них находился король. Теперь они опустели, а через мгновение погрузятся во тьму, ибо задержавшиеся придворные заспешат прочь, позевывая и сетуя на поздний час и скуку. В парадные апартаменты толпой хлынули слуги придворных его величества, гася свечи, чтобы они не успели больше прогореть ни на волос.

– Идем со мной, – промолвила мадам де Шартр.

– Почту за честь проводить вас к вашему супругу, – откликнулся Ив.

– К супругу?! Вот еще! Да на что он мне сдался?!

Она засмеялась и кинулась прочь, на ходу обернувшись и бросив ему через плечо, даже не потрудившись понизить голос:

– Вы разочаровали меня, отец де ла Круа!

Ив знал, чего она жаждет. Он утратил девственность, о чем глубоко сожалел, однако после рукоположения он ни разу не нарушил обета целомудрия. Мадам де Шартр столь страстно желала забыть о своих супружеских клятвах, что это необычайно смущало Ива и уберегало от искушения.

Впервые за весь этот бесконечный вечер он остался в одиночестве. Он поведал историю о пленении русалки, наверное, раз двадцать, историю о неразлитом вине – столько же. Лишь немногие из придворных его величества бывали в море. Они ожидали, что Ив расскажет им о чудесных приключениях и таинственных опасностях, а не правдиво опишет неудобства, скуку вроде той, на которую они вечно жалуются в Версале, и часы, дни и даже недели ужаса и страданий во время штормов.

Ив прошел по темным опустевшим покоям, откуда уже удалились хоть сколько-нибудь значительные лица. Пока слуги придворных собирали огарки для своих господ, слуги его величества заменяли их новыми свечами. Ни одну свечу нельзя было зажигать для его величества дважды. Прослужив его величеству обычный срок, три месяца, придворный мог следующие три месяца освещать свой дом огарками. Такова была одна из привилегий, которыми пользовались придворные «короля-солнце».

Ив спустился по великолепной Посольской лестнице, потому что не мог добраться до своих крошечных каморок на дворцовом чердаке иначе, как спустившись на первый этаж и взобравшись по узенькой лесенке. Неожиданно из темноты выступил кто-то в ослепительном пурпуре:

– Отец де ла Круа?

– Ваше преосвященство? – поклонился Ив кардиналу Оттобони.

– Его святейшество вызывает вас к себе, – сказал кардинал на латыни.

Ив, тоже на латыни, ответил:

– Я всецело в распоряжении его святейшества.

Кардинал Оттобони торжественно проплыл дальше, на террасу, и простер руку по направлению к саду. Его святейшество стоял меж водными партерами, устремив взор вдаль, на навершие шатра, в котором обитала русалка.

– Следуйте за мной, отец де ла Круа, – велел его святейшество.

Ив поспешил к Иннокентию. Оттобони остался на террасе. Иннокентий повел Ива подальше от любопытных ушей, в сторону оранжереи, в благоуханное цветочное облако. Встав рядом, они устремили взор на ряды маленьких деревьев.