– Русалка, ты где? – прошептала Мари-Жозеф. – Это я, принесла тебе ужин.

Поверхность бассейна подернулась рябью. У Мари-Жозеф перехватило дыхание.

Круги на воде фосфоресцировали, отливая зловещим блеском. Весь бассейн точно медленно занимался огнем. Блики заиграли на позолоте Аполлоновых дельфинов и тритонов.

Так фосфоресцировал океан в Фор-де-Франсе, на Мартинике. Наверное, в бочки случайно зачерпнули люминесцирующую морскую воду и привезли в Версаль.

– Русалка?

Мари-Жозеф замурлыкала мелодию, которую пела при ней русалка. Интересно, означают ли русалочьи песни хоть что-нибудь, вроде криков и воплей кота Геркулеса?

«А что, если я сейчас пою о том, как чудесно наконец вырваться на волю, спастись из золотого бассейна, из-под парусинового навеса? – подумала Мари-Жозеф. – Тогда бедная русалка совсем потеряет голову».

Она села на край фонтана и стала напевать другую мелодию.

И тут гладь бассейна точно взрезала сияющая стрела, под водой летящая к Мари-Жозеф. Это поплыла к помосту русалка: ее раздвоенный хвост совершал плавные волнообразные движения, а над поверхностью виднелись только глаза и волосы. Мари-Жозеф сидела на нижней ступеньке, поставив ноги на мокрый помост, и протягивала пленнице рыбу.

«А если сжать рыбу в кулаке? – подумала она. – Нет, заставив держаться рядом со мной, я только ее напугаю».

Вместо того чтобы выхватить рыбу и умчаться во тьму, русалка подплыла совсем близко, повернулась и медленно прошла под рукой Мари-Жозеф, так что она кожей ощутила напор воды.

– Русалка, ты что, не хочешь есть?

Русалка вынырнула в сажени от нее.

– Рррыба, – внятно произнесла она.

– Вот именно, рыба!

Русалка снова нырнула на глубину. Мари-Жозеф сидела не шелохнувшись, пальцы у нее онемели от холодной воды.

В светящейся глубине показалась темная тень русалки и медленно всплыла к ее руке. Русалка, вверх лицом покачиваясь на волнах, внимательно поглядела на Мари-Жозеф сквозь люминесцирующую рябь и медленно подняла перепончатые когти к самым ее пальцам.

Мари-Жозеф опустила рыбу прямо ей на ладонь.

Русалка перекувырнулась на волнах, проведя рукой по ладони Мари-Жозеф, и она почувствовала исходящее от русалки тепло и в свою очередь погладила ее по спине, словно успокаивая пугливого жеребенка.

Русалка задрожала.

Мари-Жозеф с трудом заставила себя солгать, хотя бы и животному:

– Все хорошо, нечего бояться…

Покачиваясь вниз лицом на волнах, русалка постепенно затихла под ее ладонью.

Мари-Жозеф распутала сначала одну прядь ее темно-зеленых волос, потом другую. Блестящие кудри русалки окутывали ее плечи и в слабом свечении отливали черным на фоне кожи. Русалка стала что-то тихонько напевать, словно мурлычущая кошка, которой чешут за ушком. Мари-Жозеф взялась было за третью прядь, но она сбилась колтуном и не расчесывалась.

Русалка снова перекувырнулась на волнах, вырвав из руки Мари-Жозеф спутанную прядь волос. Покачиваясь на спине, она аккуратно откусила рыбью голову, прожевала ее и съела вторую половину. Раздвоенным хвостом она била по воде у самых ног Мари-Жозеф. Мари-Жозеф нагнулась, чтобы получше его разглядеть. Раздвоенный хвост был совершенно не похож на рыбьи плавники и даже мало напоминал тюленьи ласты. От таза до кончиков плавников русалку покрывала более темная и грубая кожа, на которой выделялись спутанные волосы, прикрывавшие гениталии. «Бедренные» кости обоих хвостов были довольно короткими, «берцовые» – значительно длиннее, с хорошо развитыми мышцами спереди и сзади. «Колено» между ними сгибалось в обе стороны. Сустав, соединявший длинные «берцовые» кости со ступнями, напоминал запястье Мари-Жозеф. Сами ступни заканчивались длинными перепончатыми пальцами с устрашающе мощными когтями. Русалка взмахнула пальцем ноги, забрызгав Мари-Жозеф: капли упали ей на щеку и тонкой струйкой сбежали к подбородку.

– Пожалуйста, не брызгайся, русалка! – взмолилась она. – Я и так уже испортила одно платье, когда ты затащила меня в бассейн, и не могу позволить себе потерять второе. Пожалуйста, не надо играть. Съешь лучше рыбку. У меня столько дел, мне надо торопиться.

В желудке у Мари-Жозеф заурчало. Она уже успела забыть о жареных голубях, к тому же они были такие крохотные. Она улыбнулась русалке:

– Вот тебе повезло! Я бы не отказалась, если бы кто-нибудь угостил меня рыбой!

Русалка взяла рыбку, откусила ей голову и протянула тушку с хвостом Мари-Жозеф.

Мари-Жозеф в ужасе отпрянула и кинулась за край фонтана. Почувствовав себя в безопасности, она сверху вниз пристально посмотрела на русалку.

«Успокойся! – приказала себе Мари-Жозеф. – Она не могла понять, что ты хочешь есть. Просто принесла тебе рыбку, как Геркулес – мышь».

Русалка пропела несколько нот.

– Спасибо, – поблагодарила Мари-Жозеф так же, как обычно благодарила кота. – Можешь ее скушать.

– Рррыба, – произнесла русалка и засунула в рот кусочек. Между зубами у нее торчал рыбий хвост. Она захрустела, проглотила его, и прозрачный плавник исчез.

На прощание Мари-Жозеф погладила русалку. Внезапно русалка схватила ее за запястье и, не прерывая нежного, плавного пения, стала мягко, но неумолимо увлекать ее в воду.

– Отпусти! – потребовала Мари-Жозеф. – Русалка…

Она попыталась вырваться, ожесточенно крутя кистью, но русалка когтями намертво сжимала ее руку. Она снова запела, громко и настойчиво, и за руку потянула Мари-Жозеф под воду. «А ну, отпусти меня!» – вскрикнула та и в ужасе отчаянно рванулась, пытаясь освободить руку из цепких острых когтей, чего бы это ни стоило.

Русалка отпустила ее. От неожиданности Мари-Жозеф опрокинулась на спину, неловко вскочила и бросилась бежать. Русалка проводила ее взглядом, чуть видимая над водой. Она все пела и пела, но звуки словно пульсировали в воде и камне и дрожью отдавались в деревянном помосте, точно дикарская барабанная дробь. Мари-Жозеф скорее даже не слышала, а ощущала ее. Она поежилась, с металлическим скрежетом захлопнула и заперла дверь, схватила фонарь и поспешила прочь из шатра.

– Спокойной ночи, мадемуазель де ла Круа. Надеюсь, вы хорошо накормили эту тварь?

– Полагаю, что да, – сухо сказала Мари-Жозеф, едва ответив на его поклон.

Она стала взбираться по Зеленому ковру, мимо усеянных каплями росы нескончаемых цветов в кадках, к безмолвным фонтанам. Прежде она никогда не боялась животных, и сейчас страх глубоко ее опечалил. У нее до сих пор ныло запястье, на котором сомкнулись когти морской твари. Однако русалка отпустила ее, а ведь могла бы в клочья изодрать ей руку, навсегда оставив шрамы.

Песня русалки неслась следом, мрачная и неблагозвучная. Мари-Жозеф вздрогнула. Перед нею белоснежными призраками возвышались статуи, а их тени черными омутами пятнали тьму. Блаженство и гордость Мари-Жозеф растворились в яростной музыке русалки.