Если Мэй это и задевало, то, во всяком случае, виду она не показывала.

— Я так рада, что ты приехал. Мы славно проведем время здесь. — Она прижалась к нему своей ножкой, обутой в узкий сапожок.

Он заметно расслабился. Напряжение, мрачные предчувствия, страдания, которым он предавался все это время, — иными словами, последствия рационального осмысления его отношения к молодой леди, сидевшей рядом, — испарились, как утренняя дымка.

— Тебе удалось выяснить, почему мистер Джеймс так торопил тебя? — спросила она.

Моррисон представил ей остроумный отчет о своей встрече с беспокойным Джеймсом в Вэйхайвэе.

— И не только русские, британцы и американцы так взбудоражены «Хаймуном». Японский флотоводец тоже был не в восторге, когда на днях вместо приказа своего адмирала получил на беспроводной радиопередатчик депешу Джеймса для «Таймс»!

Мэй рассмеялась:

— А как продвигается твоя война?

— Японцам еще не удалось взять Порт-Артур, но я надеюсь, что хорошие новости не за горами.

— И когда Порт-Артур падет, все закончится?

— В общем, да. Порт-Артур стратегический и в то же время символический порт. Японцы уже захватили Корею. Но им еще предстоит схватиться с русскими на суше, поэтому сейчас они изо всех сил стараются нарушить железнодорожное сообщение и блокировать порты, чтобы поставки русских шли через горы повозками и лошадьми. Это быстро истощит их силы и ресурсы.

— Я думаю. Даже слушая это, я чувствую себя измученной.

Настала очередь Моррисона смеяться. Воодушевленный и глупо-счастливый, он напомнил себе о том, что не стоит так расслабляться, ведь придется доказывать целесообразность поездки в Шанхай — себе самому, Джеймсу и работодателю. Не отпуская руки Мэй, он мысленно вернулся к насущным задачам. Молино говорил, будто, по слухам, произошло морское сражение за пределами Порт-Артура, где японцы, ослепленные светом русских маяков, не смогли потопить ни одного вражеского корабля. Скорее всего, офицерам, ответственным за это поражение, пришлось от стыда побрить голову. Ни в Чифу, ни в Вэйхайвэе никто не смог подтвердить эту историю, но Моррисон надеялся раздобыть информацию здесь, в Шанхае, где источники были более словоохотливые.

Надо было разобраться и в истории с кабелем Чифу — Порт-Артур, который японцы обрубили, чтобы лишить русских связи. Кстати, действовали они по наводке Моррисона. Кабельная компания послала для ремонта свой корабль, но японский флот вернул его, заявив, что ремонт нарушит соглашение о нейтралитете. Компания, хотя и выразила протест, но корабль все-таки отозвала, чтобы не провоцировать конфликт. И снова он рассчитывал выяснить подробности в Шанхае. И наконец, болезненный вопрос о железнодорожных концессиях…

— О чем задумался?

— А… Трудно сказать.

— Почему? Ты думаешь о другой женщине? — Мэй слегка подтолкнула его локтем.

По своему опыту он знал, что такой вопрос, как бы игриво он ни звучал в устах женщины, был далеко не праздным.

— Это невозможно, когда ты рядом. Просто я боюсь тебе наскучить.

— Не представляю, как ты можешь наскучить мне!

Поначалу осторожно, Моррисон принялся излагать политику в области китайских кабельных коммуникаций и железнодорожных концессий: барон Розен… генерал Дессан… Луаньский проект…

Впереди возникла какая-то суматоха. Автомобиль чудом избежал столкновения с телегой. Проклятия извозчика-китайца летели как шрапнель и решетили всех предков незадачливого водителя, а заодно и его будущих детей, которые должны были родиться непременно уродами. Водитель автомобиля, европеец, отбивался как мог и сыпал ругательствами на родном языке.

— Янос! — воскликнула Мэй.

— Янос? — настороженным эхом отозвался Моррисон.

— Да. Он венгр и первым сел за руль в Шанхае. Это великое достижение. Он тут всех покорил.

Пока Мэй восхищалась Яносом, описывая вчерашний обед, где венгр был душой компании, Моррисон снова впал в уныние. Мысль о том, что этот Янос мог уже пополнить список ее любовников, удручала. Еще сильнее его задело то, что Мэй, якобы заинтересовавшись его делами, слушала вполуха. Вспомнив о своем намерении заняться с ней любовью, а потом расстаться навсегда, он приободрился и почувствовал себя сильным — настоящим рыцарем в сияющих латах. Метафора ему понравилась, и на душе стало спокойно.

— Извини. Что ты там говорил об этом Лу… Лу-каком-то там проекте?

Нет, она просто невозможна! Крепость Моррисона не смогла устоять — распахнула ворота, опустила разводные мосты, сложила оружие. Он был полностью во власти Мэй, готов был исполнить любую ее просьбу, да ей и трудиться не надо было просить о чем-то.

Очень скоро они выбрались из городской толчеи и смогли вдохнуть свежий воздух Бабблинг-Велл-роуд. Старший бой Блантов, А Чанг, поспешил им навстречу. Он сообщил, что Бланты уехали за город, но вернутся к вечеру. Они знают о приезде Моррисона. Обрадованный тем, что не придется попусту тратить время на гостеприимство хозяев, Моррисон попросил А Чанга встретить Куана, когда тот вернется из порта с багажом, и отправить вещи в прачечную на Ханбери-стрит. Экипаж ожидал, и Моррисон приказал кучеру быстро везти их в отель, где остановилась Мэй.

Как только они оказались в ее номере, она с привычным нетерпением опрокинула его на кровать:

— Я так соскучилась по тебе.

И вот одежда снова на полу. Мир перестал существовать. Были только они двое. Больше никого…

Моррисон вдруг вспомнил ее рассказ о том, как в Шанхае Мартин Иган несколько дней не выпускал ее из постели. Не спрашивай, одернул он себя. Ответ тебе не понравится. Но он распалялся все сильнее. Не надо. Он боролся с собой. Спроси…

— Это было здесь?

— Что было здесь, милый? О чем ты?

— Иган.

Пауза.

— Мартин? А что с ним? — Она перекатилась на свою половину, небрежно прикрыв бедра простыней, и устремила на него ленивый взгляд. Поигрывая завитком, она ждала его ответа.

Моррисон выдавил сквозь зубы:

— Это было здесь, я имею в виду, в этом отеле, где он… имел тебя?

— Да, кажется, да. А почему ты спрашиваешь?

Почему? Ему вдруг показалось, что молодой соперник, этот чертов красавчик американец с идеальными зубами, лежит сейчас в постели между ними и держит руку на ее груди. Стоило этой картине возникнуть перед глазами, и он уже не мог избавиться от нее.

— Тебе никогда не приходило в голову… — Он едва не задохнулся от злости и не смог договорить. Меня распирает от ревности!

— Что, милый?

Сейчас.

— Что это… — Больно. — Все вокруг… — Я. — Могут пойти разговоры. — Господи, как напыщенно. Почему я сказал именно это, а не то, что хотел сказать? У меня помутнение рассудка! — Тебя видят флиртующей напропалую.