Дверь лязгнула, закрылась. Следом скрежетнул засов. Защелкал, проворачиваясь, механизм замка. А я про себя на автомате отметил, что механизм этот — сувальдного типа, пластинки подпружиненные его основу составляют. Чтобы такой замок вскрыть, мне понадобится… Да нет… Не добраться мне до него, замок снаружи, а я внутри.

Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой…

Темно, как в погребе. Лишь через смотровое окошко протискивается слабый свет из коридора. В это же окошко таращится на меня постовой. Указания ему были четкие даны — не сводить с меня глаз. Да мне даже наручники не сняли, гады… Тюремные пассатижи! Могли бы и снять, браслеты положено в камере снимать, так-то.

Через минут сорок послышался лязг наружной двери. Кто-то вошел в коридор КПЗ. Через смотровое окошко я видел, как сержантик козырнул вошедшим. Ага, за мной пришли «двое из ларца».

Дверь открылась, и в камеру шагнул один из них. Второй остался сзади, будто прикрывал тыл. Интересная у них тактика, даже на киче работают как под прицелом. Ну и орлы.

— Морозов! На выход. Купер приехал.

— Что-то устал я сегодня… — вздохнул я с гаденькой улыбкой. — Пусть подождет подполковник. Я немного вздремну на шконке. Через два часа приходите.

— Ты охренел⁈

— Да что ты с ним разговариваешь? — вмешался напарник. — Вытаскивай его.

— Граждане начальники, — лыбился я. — Можете меня хоть волоком, хоть на себе тащить или с дубаком выдергивать, только я все одно ничего не скажу. Устал, говорю же… Через два часа дам полный расклад. А пока дайте поспать. Покиньте хату, пожалуйста.

— Слушай, ты… — прошипел тот, который представился кадровиком. — Знаешь, сколько я таких…

— Тише, Алексей, — осадил его напарник. — Пусть дрыхнет.

Он повернулся ко мне и добавил:

— Морозов, вернемся через два часа, и чтобы без фокусов.

Я лишь хмыкнул в ответ и демонстративно завалился на нары, подтягивая ноги. В наручниках неудобно, но на боку терпимо. Бухнула железная дверь камеры, отсекая меня от света и воли. Снова в окошко уставились на меня тревожные глаза сержантика.

Через двадцать минут такого лежания я действительно чуть не заснул. Плечо затекло и уже ощутимо ныло, когда я услышал, как дверь в камеру отпирается. Тихо и без всяких команд кто-то вошел внутрь. Кто-то огромный и шумно сопящий. Я знал, кто это.

— Ну что ты так долго? — проворчал я. — Я чуть не вырубился.

— Это самое… Саныч… Я ждал, когда они уйдут.

— Ладно… Снимай наручники! Рук уже не чую. Как живот?

— Мог бы и не так сильно меня ударить, — пожаловался Баночкин. — До сих пор чебурек не могу заставить себя съесть. Не лезет.

— Ну извини, Миха, это ж для правдоподобности, чтобы ни в коем разе на тебя не подумали. Я хотел еще головой для антуражу в нос тебя стукнуть, но ты, как баобаб огромный, не дотянусь головой, если только прыгнуть, но это уж смешно выглядеть будет, если промахнусь.

— Вот и хорошо, что не дотянулся, мне нос нужен, я когда кушаю, люблю аромат пищи вдыхать. Как-то болел и запаха не чувствовал, так вся еда безвкусной казалась. Ну это же…

— Миха, — прервал я его, — давай потом про твои гастрономические проблемы. Ты мне лучше за сержанта скажи. Парень надежный?

— Надежный, — кивнул Баночкин, снимая с меня браслеты. — Ручаюсь за него. Все подтвердит, как и договаривались.

— Ну и замечательно…

* * *

Я пробрался на второй этаж, бесшумно (уже знал, где какая доска скрипит) прошел по темному коридору и плавно, тихо открыл дверь кабинета Купера. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, с шумом потягивал из кружки горячий напиток. Судя по запаху — кофе.

Морда недовольная и сонная. Выдернули посреди ночи, и теперь ещё ему приходится ждать, когда Морозов соизволит с ним на разговор пойти. Естественно, что он зол. А я уже соизволил, и сейчас его морда будет еще более недовольной.

— Разрешите?.. — шагнул я в кабинет мягко и хищно, как леопард перед броском.

Моим движениям теперь ничто не мешало. Купер аж подпрыгнул в кресле и чуть не обварился кофе.

— Морозов? — вытаращился он на меня, ища взглядом за моей спиной сотрудников из главка. — Ты как сюда попал? А где-е?..

Купер сглотнул, рука его потянулась к поясу под столом.

— В Караганде, — ответил я и одним прыжком очутился возле начальника.

Поймал его руку, которая тянулась к кобуре, заломил ее, впечатав подполковника мордой в стол. Вытащил пистолет из его кобуры, сунул себе в карман.

— А-а! Больно!… — выл шеф.

— Я вот поговорить пришел, гражданин начальник, — зло прошипел я, не отпуская захвата. — Скажи мне, дорогой, как так получилось, что лейтенанта Морозова по беспределу слили? А?..

— Я не понимаю, о чем ты, Морозов! А-а! У-у!… Больна-а! Отпусти!..

Я надавил сильнее, выкручивая сустав, и с удовлетворением услышал, как хрустнуло.

— Не понимаешь? — добавил я. — А так понятнее?

Казалось, еще немного и рука Купера переломится. Таким болевым сломать ее не представляет труда, рычаг жестко давит, не вывернешься.

— П-пусти-и!… — только и выдохнул Купер, орошая столешницу каплями пота и слюной, а может, и слезами, я не приглядывался. — С-скажу… Ф-фсё скажу!..

— Почему под меня копаешь? Кто приказал? — рычал на него я.

— Никто! Никто… Трубецкой написал рапорт, я дал ему ходу…

— Врешь! — я ткнул Купера в бок кулаком.

Ткнул от души, чтобы спазм словил. Так оно и получилось. Тот глотал воздух, как рыба на песке — не зря ж он Рыбий Глаз. А потом снова заблеял:

— Не бей меня, я скажу… Это опасные люди. Тебе не жить все равно. Ты труп, Морозов, ты… За нападение на подполковника милиции… Ты… тебе еще и срок впаяют…

— Я сам решу, труп я или нет, — хмыкнул я и снова ткнул Купера уже в другой бок.

Он съежился и превратился в жалкий комок. Нет, определенно он не Кукловод — слишком жалок и глуп. Слишком недальновиден. А Кукловод — ловко манипулирует людьми, как шахматными фигурками на поле.

— Какое нападение? На какого подполковника? — усмехнулся я. — Евгений Степанович, ты что? Бредишь посередь ночи? Лейтенант Морозов сейчас