курсе, чем вы занимаетесь по вечерам? Она знает, что вы остаетесь тут с уборщицей, копаясь в чужих жизнях? Она знает, что вы проводите так много времени с Сарой, этой темноволосой малышкой? – выпалил он в мой адрес.

Это был блеф, я знал. Для него это был последний вариант: ложь. Я парировал:

– Конечно, знает, но главное в другом: откуда знаете вы? Я что-то не припомню, чтобы вы были здесь хотя бы один вечер. Так откуда это известно вам? – я ответил ему в надежде, что нервы его сдадут, и он признается в наличии камер, которые нелегально записывают все происходящее в его кабинете. Но он этого не сделал.

– Ну у меня есть свои источники, люди, которые здесь остаются, например, уборщица.

И здесь он опять прокололся: он даже не знал, как зовут уборщицу. Если бы он сказал, к примеру: «Луиза, уборщица», то я бы ему поверил. Но нет, он не знал ее имени. Он никогда не разговаривал с ней.

– И потом, – продолжил он нападать, – огромное количество людей поговаривает, что между вами и Сарой существует не только дружба. Ходят слухи…

Сара? Сара и я? Что он хотел этим сказать? Я понял только одно: ложь – это последний крик отчаяния. Да, в горячую пору мы с Сарой всегда оставались в офисе, чтобы вовремя завершить работу над некоторыми проектами, но не более того.

– Я ценю вашу заботу о моей семье, но это лишнее, потому что я честен со своей женой. А вы?

Это был взрыв. На этом битва остановилась, и никто из нас больше не хотел продолжать нападки. Мы оба были ранены, но все еще живы.

Молчание.

Но когда я уже подумал, что мы оба согласимся на ничью, он удивил меня, достав последний козырь из рукава. И мне пришлось сдать эту партию.

– Ах, вот еще что. Хави снова начал опаздывать на работу. Если вы не в состоянии с этим справиться, то это сделаю я.

На этом мы разошлись: нам обоим было что терять и нечего было выигрывать.

Но я знал, что начиная с той пятницы абсолютно все будет по-другому. Теперь вопрос стоял так: либо я, либо он.

В конечном итоге мы ушли оба, но это повлекло за собой много последствий.

Слишком много.

Суббота и воскресенье, 20 и 21 апреля 2002

Очередные написанные под копирку выходные.

Мы с Реби практически не разговаривали.

Я так и не смог рассказать ей о своем плане.

Наши отношения ухудшились настолько, что нам даже не хотелось говорить на эту тему.

Пока она занималась домашними делами, я уходил гулять в парк.

Пока она ходила за покупками, я сидел дома.

Пока я ужинал, она играла с Карлито в другой комнате.

Пока она ужинала, я уже спал.

Тем не менее я использовал субботу, чтобы наполнить кладовую еще большим количеством вещей, необходимых для реализации плана, который на данный момент был только моим и только для меня.

Понедельник, 22 апреля 2002

Выходные принесли с собой временное перемирие. В тот понедельник никто не захотел встречаться лицом к лицу, поэтому партия неожиданно была разыграна в другом месте.

Вечером я немного задержался, заканчивая работу над одним заказом. Поздоровался с Луизой, когда та пришла, но не стал вступать в привычную светскую беседу.

Около половины восьмого я вышел один из офиса. На улице я вдруг заметил припаркованную поблизости машину. Я заглянул внутрь, потому что лицо сидящего на водительском сиденье человека, обращенное в мою сторону, мне показалось знакомым: Хосе Антонио.

Он изменил тактику. Сначала я подумал о том, чтобы удариться в бегство, но, поняв, что мне абсолютно нечего терять, передумал. Я направился к машине.

Я перешел дорогу – на его лице застыло удивление. Он хотел было спрятаться, но не смог. Он хотел бы сбежать, но я уже был рядом. Он открыл окно.

– Привет, Хосе Антонио, – сказал я ему, расползаясь в улыбке.

– Привет, – смущенно отозвался он.

– Что ты тут делаешь? – спросил я.

– Да… да, я… ну, так, ничего… просто друга жду. – За одну секунду он не смог придумать лучшего ответа. – А ты? – тут же перешел он в нападение.

– Чтобы ночь кому-нибудь испортить, не так ли? – спросил я в лоб.

Мы оба замолчали. Я видел по его глазам, что он понимает, о чем я говорю.

– В общем, я иду домой, и думаю, что если твой друг не придет, то тебе следует сделать то же самое, – я наслаждался моментом.

– Да, конечно… доброй ночи, – ответил он.

Я пошел в сторону стоянки, не оборачиваясь. Добрался до угла и уже там, скрывшись из его поля зрения, остановился и начал наблюдать за ним. Я посмотрел в стоявшее тут же на углу дорожное зеркало. Не прошло и двух минут, как он запустил мотор и уехал прочь. Очевидно, что он шпионил за мной. Безусловно, ему приказали.

Я пришел домой поздно. Настолько поздно, что мы с Реби уже даже не имели возможности поговорить. Я должен был привести свой план в действие как можно быстрее, до того, как наши мучающиеся в агонии отношения умрут окончательно.

Вторник, 23 апреля 2002

Со стороны Рафы не было никаких сюрпризов.

На часах пробило половина восьмого, и всего за несколько минут офис опустел.

Мне тоже следовало уйти, чтобы приехать домой и рассказать Реби о своем плане. Но я боялся. Я был трусом, который предпочитал задерживаться на работе и возвращаться как можно позже, чтобы она уже успела уснуть. Трусом, который там, в уединении спальни, возможно, когда-нибудь найдет в себе смелость, чтобы признаться ей в своем желании изменить нашу жизнь.

Я задержался в офисе еще некоторое время.

А потом еще.

Пришла сеньора Луиза, и мы поздоровались.

Она пошла убираться.

Я остался один.

Меня снова охватило жуткое любопытство: почему Эстрелла получала такую большую зарплату?

Я подошел к ее столу: мне оставалось изучить содержимое третьего ящика. И пока сеньора Луиза занималась своими делами, я занимался своими: погружался в чужие тайны. Открыл третий ящик и достал оттуда несколько модных журналов, каталогов, магазинных чеков, пару-тройку помад, небольшое зеркало… Я собирался обыскать самое дно в надежде найти какое-нибудь сокровище, когда чья-то рука легка мне на плечо.

Легкая рука, небольшая, которая скорее опиралась на меня, нежели сжимала. Я тут же понял, что это был не дон Рафаэль, и вздохнул с облегчением. Я повернулся и увидел перед собой лицо Сары. Мое сердце