нее похожа, и я действительно не хочу, чтобы ты скатилась по наклонной плоскости, ты достойна большего.

Лилу кивнула, как-то странно разволновавшись.

– Прости, что прозвала тебя ФК, – с чувством произнесла она, – я ведь не понимала. Отныне я буду называть тебя Фанни.

– Не такое уж плохое прозвище, я привыкла. К тому же ты говорила, что это мои инициалы.

Лилу не сразу решилась продолжить:

– Судя по всему, ты не до конца прочитала мой дневник. Это не совсем инициалы.

– А что тогда, если не мои инициалы? – настороженно спросила Фанни.

– Ну, в общем… Мы читали в школе роман Эрве Базена «Змея в кулаке».

– Я тоже читала, но давно, и какая связь?

– Да ладно, забей, неважно.

– Нет уж, теперь я хочу знать!

Лилу прокашлялась.

– Хорошо, только не делай из этого трагедию, окей? Это всего лишь шутка… В книге мальчик называет свою мать, вероятно, худшую мать на свете, которая бьет его и постоянно унижает, «Факаба». В этом прозвище соединены слова «фашистка» и «кабаниха» – намек на свинью, пожирающую собственных поросят. Вот какой смысл я вкладывала в инициалы ФК.

Воцарилась тишина, и Лилу беспокойно взглянула на Фанни:

– Это довольно грубо… Но ведь чистосердечное признание смягчает наказание?

Фанни сидела с непроницаемым лицом и не отрывала взгляда от дороги. Не зная, куда себя деть, Лилу в сотый раз разглядывала фотокарточку Сары, чтобы справиться с волнением.

– Все-таки я не понимаю, почему ты передумала насчет расследования, когда увидела это фото, где Сара Леруа стоит в вечерних сумерках, вся обмазанная солнцезащитным кремом. Я рассматривала его часами, даже отыскала место, где это было снято, но ничего интересного не нашла.

Немного помедлив, Фанни ответила таким невозмутимым тоном, словно и не было этого признания Лилу в том, что она вот уже много лет постоянно оскорбляла мачеху:

– Это не солнцезащитный крем, а жир, и не вечерние сумерки, а рассвет. Так тебе удалось найти метеосводку?

Нынешнее время. Жасмин

Жасмин завороженно смотрела на монитор, на котором было видно, как шевелится ее малыш.

– Смотрите, вот его ножка.

Она сощурилась, пытаясь разглядеть в черно-белой двигающейся картинке то, на что указывал врач.

– Ой, да! Вижу! – обрадовалась она, хлопая в ладоши, как маленькая девочка.

Эта смазанная, еле различимая ножка – само совершенство. Разве математика, способная объяснить все на свете, может объяснить это? Задай ей раньше кто-нибудь такой вопрос, Жасмин ответила бы, что да, разумеется, сказала бы это спокойным и уверенным тоном, каким она разговаривала с инвесторами своего стартапа, сотрудниками и вообще со всеми собеседниками, связанными с ней по работе. Она объяснила бы это биологией, законами размножения, выживания видов. Научно и рационально, ведь математика видна во всем. Музыка, цветы, морские приливы и отливы, то, как разбивается стекло или падают песчинки в песочных часах, – все подчинено законам математики. Но надо признать, это бьющееся на мониторе сердечко – нечто волшебное.

– Какой активный малыш! Теперь спиной к нам повернулся, – прокомментировал гинеколог, водя зондом по все еще плоскому животу.

Жасмин почувствовала, как ее спина расслабилась.

– А какова вероятность выкидыша на этой стадии?

– Принято считать, что начиная с двенадцати недель можно уверенно говорить о беременности, а вы уже на пятнадцатой.

– Ладно, а какой процент женщин, достигших моего срока беременности, успешно вынашивает ребенка?

Врач улыбнулся.

– Все нормально, Жасмин, у вас наконец-то все получилось, ЭКО удалось.

– Да, но статистически, каков…

– Точными цифрами я не владею, – перебил ее, смеясь, гинеколог. – А если бы владел, вы спросили бы, откуда у меня данные, насколько репрезентативна выборка, учитывается ли корреляция по странам и так далее. Ваш малыш абсолютно здоров, период риска позади. А теперь желаете ли вы узнать пол ребенка?

Вернувшись в машину, Жасмин еще раз внимательно изучила результаты УЗИ. Это была ее третья попытка экстракорпорального оплодотворения, две другие завершились выкидышами. Стоило сохранять хладнокровие и не радоваться слишком рано, однако у нее не получалось сдержать глупую улыбку. Одну руку она положила на живот, другой держала вынутую из синего конверта эхограмму. Потом набрала телефонный номер матери, и та мгновенно взяла трубку.

– Ну что? – в возбуждении спросила София Бенсалах.

– Я только вышла из больницы. Все хорошо.

– Правда? Все действительно получилось?

– Кажется, да, получилось.

– Отлично! Надо рассказать родственникам и соседям. А как мне объяснить?

Жасмин рассмеялась.

– Скажи им, как в песне у Гольдмана: «Она обзавелась ребенком сама»[21].

– В мое время детей зачинали с отцом, и это было гораздо проще.

Жасмин прекрасно знала свою мать и понимала: несмотря на эту ремарку, уже через десять минут после звонка все родственники, весь дом и бо́льшая часть квартала будут знать о ее беременности; точно так же, как мать сообщала всякому встречному о каждом ее продвижении в карьере, привлеченных инвестициях и найме новых сотрудников в стартап. Жасмин основала компанию несколькими годами ранее, вопреки надеждам родителей, которые представляли ее учителем математики. Семидесятишестилетняя соседка Бенсалахов, мадам Голюпо, так расписывала достоинства мобильного приложения Жасмин, что ее впору было нанимать на работу в Силиконовую долину.

– Мама, это будет мальчик. Ну все, мне надо ехать.

– Ох, мальчишечка, внучок, хорошо, очень хорошо.

Голос матери дрожал от нахлынувших эмоций, будто с этим уточнением новость стала достовернее.

– Ах да, ты торопишься, тебе надо ехать, – сказала она, пытаясь скрыть волнение. – Поезжай, я очень горжусь тобой, жду не дождусь увидеть внука, я подумаю над его именем, ведь тебе некогда.

– Хорошо, подумай. Целую, мама! – нежно сказала Жасмин и положила трубку.

Она посидела немного в тишине, потом включила зажигание. Нужно было съездить к Анжелике, прямо сейчас, потому что сегодня утром от нее пришло кое-какое сообщение, и, прежде, чем планировать будущее, следовало разобраться с прошлым.

Выезжая с парковки, Жасмин вспомнила события двадцатилетней давности, случившиеся через несколько дней после исчезновения Сары. Когда Анжелику во второй раз вызвали в комиссариат полиции, девочки сообразили, что куртку Сары оставлять у подруги нельзя, и сунули ее в стиральную машинку в надежде избавиться от следов ДНК, но пятна крови накрепко въелись в ткань. Жасмин сказала матери, что плохо себя чувствует и поедет с ней на машине от Леруа. Она сложила куртку в полиэтиленовый пакет и намеревалась повесить ее в шкаф Сары, что было проще простого. Но в дверях Жасмин столкнулась с Эриком, который отправлялся играть в футбол с друзьями. Он как ни в чем не бывало улыбнулся ей и сказал:

– Ты поменяла прическу? А тебе идет.

Потом он бросил свою спортивную сумку под вешалку в прихожей и