Надежда – вдребезги. Обе экспертизы дали положительный результат для Яны, но не для него. Это был удар – мощный, болезненный, ведь уверенный в себе человек живет ожиданием, что ошибка случается один раз, потом она исправляется и гора сваливается с плеч. Гора потяжелела, нет, с этим невозможно мириться, да и нельзя. Нельзя позволить сволочи торжествовать победу, иначе размножение сволочей зашкалит, в таком мире опасно станет жить. А какое страстное желание появилось удавить Яну, желание стало идеей фикс, даже тюрьма не пугала. Никита представлял, как хватает ее за горло и сжимает пальцы, она хрипит – а он сжимает, она в судорогах бьется – а он давит и давит, она мертва – а он не разжимает пальцев.

– Собственно, мы были готовы, – сказала явно разочарованная Серафима, наблюдая, как Никита в бешенстве ходил из угла в угол.

– Но ведь нет ста процентов! – раскричался он.

– Четыре девятки как раз и подтверждают, что отец ты. Сто процентов ставят при отрицательном результате, 99,99 – когда отцовство не вызывает сомнений, выше показателей не бывает. Вероятно, эту малюсенькую одну сотую процента оставляют на случайное совпадение.

Ему позвонили, Никита, не взглянув на дисплей, приставил к уху трубку, это оказалась мама:

– Сынок, ну теперь ты не будешь упорствовать? Это же твой сын и наш внук, как порядочный человек, ты должен участвовать в его…

Ничего не сказал матери, отключился, а громкий скрип зубами вызвал в Серафиме любопытство:

– Кто звонил?

– Мать. Она верит Янке и этим бумажкам. А мне – нет!

– Ладно, не страдай, завтра пустим в ход гадские-адвокатские приемы.

– Кассиршу так и не нашли?

– Пока пусто, – ответила Серафима. – Не бойся, я не забыла про нее.

В состоянии полного раздрая остаток дня он кое-как отработал, даже Герман, углубленный в свои переживания, угрюмый и злой, значит, с Лялькой мир не налажен, подметил:

– Ты совсем скис. Что, плохи дела?

– Хреновые, – признался Никита.

– А не выпить ли нам? Поехали ко мне домой?

– Не хочу. У меня завтра суд с этой тварью, и я его продую.

– Тем более. Расслабишься, Ляльку попросим приготовить перепелок, она классно их жарит, креветок наварим гору, потреплемся.

– Спасибо, Герман, не могу, не хочу. Настроение не то.

– Собственно, я приглашаю тебя для себя, – сознался тот со вздохом. – Лялька меня игнорирует, надеялся, может, ты нас помиришь.

– Помирю. Но позже, ладно? Сам-то не пробовал помириться?

– Хм! Я только и делаю, что мирюсь. И так и эдак к ней, она уходит. Либо к детям, либо в свободную комнату и запирается. Ну, попадись мне стукач. Ой, что я с ним сделаю, ой, что сделаю…

– Сам виноват, – безжалостно сказал Никита. – Чтобы по бабам бегать, надо было не на Ляльке жениться, на ком-нибудь попроще. Чем тебя Олеська прельстила? По всем показателям она ниже Ляльки, даже сравнивать не имеет смысла.

Герману и так тошно, а друг добавил яду, поэтому он повысил голос, одновременно оправдываясь и наезжая:

– Попробовал бы ты пожить с одной женщиной изо дня в день, посмотрел бы я на тебя. Знаешь, самое изысканное блюдо, если его употреблять каждый день, надоедает.

– Сравнения у тебя… – обалдело выговорил Никита. – Слышала бы твоя жена. Ну, раз Лялька надоевшее блюдо, поменяй ее на другое и не мучайся.

– С ума сошел? Я Ляльку люблю. И детей.

– На вас не угодишь. Но у тебя, Гера, выбор большой, это у меня его нет. А по-моему, очень удобно: красивая жена под боком, с сексом проблем нет, а также с едой, чистыми рубашками, которые надо гладить, я лично терпеть не могу глажку – все никак тетку не найму, некогда. Тебя ждут и готовятся к твоему приходу, подадут и приберут за тобой, есть с кем словом перекинуться, а не встречаешься дома со стенами. Лялька в этом отношении идеал, да и не требовала многого.

– Да знаю, знаю, – вспыхнул тот.

– А что ж сравниваешь со жратвой? – Герман метнул в него гневный взгляд, Никита поднял руки, капитулируя. – Все, все, я ухожу, а то мы разругаемся. Честно, я устал и злой.

Во всяком случае, расстались не врагами, сейчас это дело плевое: были друзья – неразлейвода, через миг – готовы перестрелять друг друга.

Перед заседанием суда Никита отдал фотографии Серафиме, на этот раз девушка просмотрела их без смущения (всего три), видать, долго, методом медитаций, готовила свою психику к изучению интимных мест клиента.

– А где четвертая? – возмущенно спросила Сима.

– Четвертая? Ты про что? – не помнил Никита.

– С родинкой на органе, – рыкнула она, указав глазами на пах Никиты.

– А… – хохотнул он. – Я пошутил, нет там родинок.

– Ты… – задохнулась Сима. Оказалось, и ее можно вывести из себя, но она девушка стойкая, эмоции заглушила. – Больше так не делай. Твоя шутка могла подвести меня в суде, если бы я не просмотрела фото.

– А ты объясняй, – в ответ напал он на нее, – зачем тебе это нужно, не люблю недомолвок.

– Идем, – не вступила с ним в перепалку Серафима.

Мощный козырь выдвинула Панина – повторную экспертизу, что тут противопоставишь? На ее требование признать отцовство Серафима волшебным голоском промурлыкала:

– У меня вопросы к истице. – Получив разрешение от судьи, она завязала диалог с Яной, в которой уверенность заметно увеличилась: – Судя по вашим показаниям, у вас с господином Кораблевым разгорелся роман не только стремительный и бурный, но и страстный, верно?

– Да, – приподняла носик Яна, не подозревая, что ей приготовили ловушку.

– В таком случае вы знаете все отметины на теле моего доверителя, особенно в интимных местах. Расскажите суду, где они находятся и как выглядят. И вообще, есть ли особые приметы на теле этого человека?

Яна, без сомнения, не знала про отметины ничегошеньки, злобно зыркала на Никиту и его адвоката. Серафима доброжелательно ее подбодрила:

– Ну-ну, вспоминайте. Безумно любящая женщина знает наизусть своего мужчину. Так какие особые приметы имеет господин Кораблев?

– Я не… присматривалась… – Яна сглотнула. В следующий миг она нервно бросила: – Я любила его с закрытыми глазами.

– А глаза в момент близости не очень и нужны, – блеснула опытом Серафима. – Ваши руки и губы касались его тела, кожа соприкасалась с его кожей. Неужели вы ничего не обнаружили?.. А хотите, я подскажу вам? На теле господина Кораблева есть один шрам, вы не могли его не заметить даже с закрытыми глазами. А нащупав его, вы непременно открыли бы глаза и поинтересовались, откуда шрам, ведь в любимом человеке важно все, не так ли? Где же находится шрам?

Никита в который раз подивился своей защитнице и невольно скосил на нее глаза, озадачившись: сколько же Серафим в ней? И какая из них настоящая – невинная девочка, барышня-аристократка, рациональная адвокатеса или девица с порочными задатками?