И тут почувствовала, что хочу спать самым страшным образом. И если сию минуту не залезу под одеяло, то засну, упав головой на туалетный столик. Не раздеваясь, я нырнула в постель и уже сквозь сон подумала, что идея написать роман – очень хороша в моем положении. У меня будет и развлечение, и способ проверить свои дарования. Вдруг во мне дремал писательский талант, а за суетой и текучкой мне просто недосуг было его разбудить? Я удовлетворенно хмыкнула и с чувством исполненного долга закрыла глаза.

– Оля! Оля! – опять вторгся в сознание голос, на этот раз женский.

Я с трудом разлепила веки.

– Кто там? Заходите!

Я села, спустив ноги с кровати, и потянулась. Взгляд упал на будильник. Ничего себе! Полдень!

В дверь просунулась голова Мадины.

– Ты здесь? – улыбнулась женщина. – А то Вадик послал проверить, не сбежала ли ты снова в горы.

– А он бы очень обрадовался, – проворчала я. И только затем сообразила, что хриплый голос и ворчливый тон совсем не красят счастливую невесту.

– Зачем обрадовался? – удивилась Мадина и вошла в комнату. – Вадик себе места не находил, когда ты на самолете не прилетела. Туда-сюда по комнате ходил, курил. Звонить пытался. Только не дозвонился. И вчера переживал, что ты в горы одна ушла. Сейчас в горах опасно. После дождей то обвалы, то оползни. Мы без нужды туда не ходим. На прошлой неделе трое мужчин из соседнего села поехали за дровами на машине и пропали. Через два дня нашли их. Упали вместе с машиной в пропасть.

– Так я ведь не на машине. Да и в горах я не новичок.

– Все равно опасно! – покачала головой Мадина. – Не расстраивай Вадика. Он много горя повидал. Мы его уважаем. И жалеем, конечно. Только он не любит этого. Сердится. Если бы не он, Члоу давно бы умерло. Молодые сбежали бы в город, а старики доживали бы свой век одни. Он пришел, работу дал. На лесопилке, в заказнике. Турбазу строит, хижины для туристов в горах. Молодежь работает, деньги получает. В школе детей прибавилось, садик для малышей открыли. Сырма институт закончит, в нашу школу учительницей придет.

– Надо же, – удивилась я, – а со мной скромничает, ничего не рассказывает.

– Ой, проболталась! – испугалась Мадина и зажала рот ладонью. – Он меня убьет!

– Не убьет, я не позволю, – улыбнулась я, заметив неподдельный страх в ее глазах. – Застращал он вас совсем? Загноил?

– Что ты, что ты! – зачастила Мадина и отчаянно замахала руками. – Вадик очень добрый, но не любит пьяниц и лентяев. Он все справедливо решает, не обманывает…

Я усмехнулась про себя. Вот ведь как! Не Вадим Борисович, а просто ходячая коллекция добродетелей. Только почему же со мной он ведет себя как распоследний хам? Чем же я ему так не понравилась? Причем с ходу. Наверное, тем, что абсолютно от него не завишу и по этой причине не смотрю на него подобострастно снизу вверх. Но если быть честной, не похоже, чтобы и Мадина, и Давид, и даже Шалико ходили перед ним на задних лапках. Так в чем же причина откровенной нелюбви Доброва ко мне?

– Мадина! – прогремел в коридоре голос того, о ком в последнее время я думала почти постоянно. – Черт возьми, куда ты пропала?

– Ай! – Мадина забавно округлила глаза и всплеснула руками. – Ора, чего кричишь? Я тут, у твоей невесты, приглашаю ее завтракать…

– Завтракать? – Вадим бесцеремонно распахнул дверь и возник на пороге. – Уже обедать пора! Учти, по твоей милости у меня сегодня весь день наперекосяк.

– С чего вдруг? – рассердилась я. – Что я опять не так сделала?

– Мы ж собирались сегодня спуститься в Члоу. Ты хотела взять книги в библиотеке.

– И по этой причине твои дела пошли наперекосяк? – удивилась я. – Ты не мог разбудить меня пораньше?

– Я не нанимался тебя будить! – рявкнул Вадим. – Просто понадеялся, что ты не из тех женщин, который через секунду забывают о своих обещаниях.

И тут мы, очевидно, одновременно поймали взгляд Мадины, которая взирала на нас потрясенно.

– Прости, – сказала я виновато. – Видно, вчера сильно устала. Ничего страшного, если б ты меня разбудил.

– Хорошо. – Вадим тоже умерил тон. – Спускайся, перекуси, что там Мадина приготовила, и поедем, пока снова дождь не пошел. Как бы не завязнуть тогда где-нибудь по дороге.

Затем хозяин дома улыбнулся Мадине.

– Иди, дорогая, накрой на стол побыстрее, а то мы до вечера не соберемся.

* * *

Машину мы оставили на въезде в село. Впрочем, где там въезд, а где выезд, я так и не поняла. Дома хаотично рассыпались по горе, некоторые вообще были едва заметны среди деревьев. Просто закончилась разбитая колея, по которой мы спустились с горы, началась более-менее сухая грунтовка, и Вадим заглушил мотор.

– Дальше пойдем пешком, – объявил он. – Посмотришь, где что находится, люди увидят тебя со мной. Потом будешь сама спускаться. Бояться нечего. Никто тебя не тронет.

– А я и не боюсь, – не преминула напомнить я.

И мы пошли по деревенской улице бок о бок. Иногда на скользких или каменистых участках Вадим поддерживал меня под руку. Со стороны мы, наверное, напоминали семейную пару, прожившую вместе не один год и понимавшую друг друга без слов. А мы действительно обходились без слов. Вадим хранил непроницаемый вид, а я глазела по сторонам и жалела, что не прихватила фотоаппарат.

Наконец вышли на главную улицу селения. Дорога стала шире и суше, но все равно, то ныряла вниз, то ползла вверх. По левую сторону высились бывшие общественные здания: конторы чайного совхоза и заказника, почта. Последней мы миновали столовую. Теперь в ней размещались магазин и небольшое кафе, в котором, по словам Вадима, по вечерам собиралась мужчины выпить вина, поиграть в нарды, обсудить события за день. На здании почты виднелась вывеска: «Ламбарт». Именно так, с буквой «а» в начале и «т» на конце. А в бывших конторах сквозь выбитые окна гулял ветер. Внутри гнездились голуби – даже на расстоянии было слышно их бормотание. Все эти строения стояли у самого обрыва. Внизу, под обрывом, шумела невидимая река.

Чайный совхоз развалился в начале девяностых, пояснил Вадим, а заказник и подавно лет тридцать уже существовал только на бумаге. Я хотела спросить о той новенькой вывеске, которую заметила недалеко от развалин старой крепости, но решила выбрать другое, более подходящее время.

Мы миновали золотившийся новыми брёвнами детский сад. С десяток ребятишек гуляли в дворике. Их звонкие голоса были слышны издалека. Справа раскинулось кукурузное поле. Кукуруза уже поднялась над землей на полметра. Крепкие стебли стояли торчком, как копья древних всадников. Три свиньи местной породы, чёрные и длинные, как торпеды, медленно перешли улицу.

Справа за кукурузником открылся школьный дворик с маленькой, очень домашней школой. Двери одного из классов были открыты – все классы выходили на длинную веранду с крылечком. В конце веранды стояли парты, нагромождённые одна на другую.