Обогнув школьный дворик, дорога пошла вправо и вверх. Здесь она была сильно замусорена, занесена галькой и крупными камнями – следами ливневых потоков. Мы же свернули влево.

Путь до Дома культуры, по словам Вадима, занимал минут десять, но мы шли около часа. На каждом шагу Вадим пожимал руки встречным сельчанам, целовал седую щетину стариков и сморщенные лица старух, одетых в черные платья и черные платки, с каждым долго вел непонятный для меня разговор. Оказывается, Добров бегло говорил по-абхазски. Возле нас останавливались все до одной проезжавшие мимо машины. Выходившие из них люди открывали Вадиму объятия, целовали его, и опять с каждым из них нужно было что-то долго обсуждать. Все без исключения обращали на меня внимание. И Вадим с самым счастливым видом произносил какие-то слова и обнимал меня за плечи.

– Очень красивая женщина! Поздравляем! Счастья, радости, веселья!

Эти комплименты и пожелания я выслушала неимоверное количество раз. И наконец не выдержала.

– Не стыдно врать? – спросила я, улучив момент, когда на короткое время мы остались без свидетелей. – Я ведь скоро уеду! Что ты скажешь людям?

– Слушай, – Вадим замедлил шаг, – что тебе не нравится? Я о твоей репутации пекусь.

– А мне плевать на мою репутацию, – разозлилась я. – Обо мне он заботится… Не обо мне, а о себе! Ты ж у нас чистенький, правильный весь! Вон как люди тебя уважают! Всего исцеловали-облизали!

– Вот этого не трожь, – нахмурился Вадим. – Да, уважают, целуют, обнимают. Не твоя забота. Я живу здесь и буду общаться с этими людьми по их законам. А ты, пока будешь жить в моем доме, подчинишься тем же законам. Третьего не дано, особенно в твоем положении.

– А чем тебе не нравится мое положение? – вкрадчиво спросила я.

– Тем! – отрезал Добров. – Пока у тебя нет документов, чтобы перейти границу. Я решу этот вопрос, но не раньше, чем вернусь с гор. То есть через две-три недели.

– Две-три недели? – Известие ошеломило меня настолько, что я невольно остановилась. – Ты шутишь?

– Вот еще! Из-за твоего раздолбайства я не намерен ломать свои планы. Единственно, вместо Николая возьму в горы Шалико. С Николаем, конечно, проблем меньше, но у него рана на ноге открылась. Наверное, придется его в Сухум везти.

– Николай? – поморщилась я. – Неприятный тип. И выпивает, по-моему. С чего у него рана? Трофическая язва?

Глаза Вадима сузились.

– Заруби себе на носу: никогда не оскорбляй людей, если ничего о них не знаешь. Николай – мой друг. В сорок четвертом его дед по приказу из Москвы должен был организовать депортацию абхазов в Казахстан и Сибирь. Говорят, баржи стояли в Очамчирах, а железнодорожные составы – в Гаграх. Но машина дала сбой. Может, Берию совесть пробила, может, бог спас, но вернее – дед Николая свою роль сыграл. Он, по матери абхаз, был охранником Берии в свое время. В общем, что бы там ни случилось, депортацию отменили. Берия, кстати, неподалеку от Члоу родился. В селении Мерхеули. По национальности мингрел.

– Но при чем тут Николай? – удивилась я.

– Николай – боевой офицер, прошел Афганистан. Дважды ранен был, контужен. Вышел на пенсию, приехал жить в Абхазию. Здесь его дед и бабушка похоронены. Дом построил как раз в Мерхеули, в сельхозтехнике местной работал. А потом тут запахло войной. Она ведь не сразу началась. Под флагом Грузии первыми пришли бывшие советские армейцы. Для них казалось диким стрелять и грабить в мирном все-таки краю. И тогда Шеварднадзе заменил личный состав войск на уголовников. Им обещали прощение старых грехов и щедрую добычу. Они как действовали… Заходят в населенный пункт – есть три цели: аптека, банк, автомобили. Таранят бронетехникой витрины, хватают наркотики, деньги и угоняют автотранспорт.

– Ничего себе! – уставилась я на Вадима. – Какая ж это война? Бандитский сброд бросили убивать мирное население!

– Так я о том же, – усмехнулся Вадим. – О международном праве они и слыхом не слыхали. Против себя восстановили и армян, и русских, и греков, и евреев. Когда в Сухуме начался голод, не было воды. Тех, кто не грузины, выкидывали из очереди за хлебом. Бочка с водой приехала – грузины к ней с ведрами. Русская девочка лет пяти пришла с графином: «Дяденьки, мама болеет, просит пить!» А ей: «Пусть Ельцин вас поит!» Чтобы люди не брали воду из пожарных водоемов, набросали туда дохлых собак. Поэтому, когда пришли абхазы и стали раздавать хлеб, консервы, люди просто в голос ревели, благодарили их.

– Ты был на стороне абхазов в той войне?

Вадим усмехнулся:

– Как ты думаешь, был бы я депутатом, если бы поддерживал грузин?

– Прости, глупость сморозила, – повинилась я. – Давид рассказывал, что ты какой-то секретный российский объект в Пицунде охранял.

– Допустим, не один я его охранял. Но это другой разговор и к делу не относится. Но, признаюсь, не всегда мы были сторонними наблюдателями.

– А я и не сомневалась, – засмеялась я. – Просто так в депутаты не выбирают и гражданство не дают.

– Грузины ту войну проиграли, потому что пришли разбойничать и грабить. – Вадим взял меня под руку и помог перейти по камням неглубокий, но быстрый ручей. – Целые троллейбусы набивали добром: коврами, мебелью, телевизорами, потом цепляли к танкам и угоняли. А когда им накрутили хвост, никакого насильственного выселения здесь не было – все сами бросились за Ингур. Страшная картина, скажу тебе, точь-в-точь «Бег» Булгакова: толпами, чуть ли не босые, голодные, с детьми, в глазах ужас…

– А Николай, получается, воевал? На стороне абхазов?

– Ну, он долго присматривался. Примеривался. Но однажды вернулся в Мерхеули – и застал страшную картину. Восемь танков заняли позицию перед поселком – и бьют по нему из пушек. Кинулся Николай, только обстрел закончился, домой. Окраина поселка вся в руинах, кровь, стон, визги. Его дом – в глубине. В стене зияет дыра от снаряда. Всю семью: жену, дочь, сына, отца накрыло одним тем снарядом. Похоронил он их и – в Ткварчел, город шахтерский недалеко отсюда. Быстро сообразил, что танки, когда те пойдут штурмовать Ткварчел, берданками не остановишь. И успел наладить производство мин на основе газовых баллонов. Его, как говорится, ноу-хау. Он их заправлял взрывчаткой, которой для работы в шахте было вдоволь. Позже радиоперехват донес с грузинской стороны: абхазы применяют ранее неизвестное в мире сверхоружие – разрывает танк пополам. Представляешь? Затем Николай склепал из нескольких подбитых танков один действующий. Следом другой. Так у ткварчельцев появилась своя бронетехника. Из водонасосов и электродвигателей он смастерил и запустил на горной речке целый каскад мини-электростанций. Вот, а ты говоришь, пьяница… Не скрою, какое-то время после войны он пил. Но вот уже несколько лет работает у меня. Нахвалиться на него не могу. Настоящий Левша! Позавчера годовщина была со дня гибели семьи, поэтому выпили с ним немного. А больше Николай – ни-ни!

– Хорошо, если так. Но он смотрит на меня… – я замялась, – так, что мне не по себе становится.