Приходится самой отвлекать его всякой околесицей.

– А я в семь лет с друзьями полезла на стройку и решила остаться там жить. Мы шалаш соорудили из брезента и палок, засели вглубь котлована, ещё кота какого-то притащили, чтобы с нами жил. Когда строители пришли, представляешь, каких матерных слов мы наслушались? Кот визжит, вырывается, мы убеждаем строителей, что всё путем. Кот вопит ещё громче.

Денис хмыкает, но его настроения хватает на секунду. Мы проезжаем мимо ночного клуба, на который он оглядывается и вновь мрачнеет.

– Во-о-от, – тяну я, чтобы заполнить паузу. – Мама тогда со мной неделю не разговаривала. Я только сейчас понимаю, что она постоянно шантажировала меня. С самого ухода папы. Каждый раз говорила, что вырастила, что жизнь положила, и что я не оправдываю возложенных ожиданий. Можно вопрос?

– Конечно.

– Почему меня не огорчает наша ссора?

– Потому что вы должны были однажды поссориться, – коротко качает головой Денис. – Знаешь, как я считаю? Вы рано или поздно помиритесь, если мама этого сама захочет.

– Захочу ли я мириться? – касаюсь щеки, будто та пощечина всё-таки обожгла кожу.

– Тебе решать. Знаешь, я родителей не простил после смерти бабушки. Понял, что они мне никто, их попросту не существует.  В любом случае, не принимай решений сгоряча. Пусть всё уляжется, тогда и обдумаешь, как поступать дальше. Так, мы почти приехали.

Двор, где жил Денис, настолько узкий, что там попросту невозможно припарковаться, и мы минут десять колесим по району в поисках места. Ну а потом поднимаемся на третий этаж, и Костров открывает дверь привычным, отточенным движением, которое невозможно забыть даже после долгого отъезда. Вставить ключ, потянуть ручку на себя, затем навалиться плечом. Щелчок. Руки всё помнят.

– Квартира моего детства, – представляет её Костров словно живого человека.

Да здесь и есть жизнь. Нечто особенное, что отличает эти стены от тысяч других. Энергетика, которую ни с чем не перепутать. Что-то уютное, во что хочется окунуться, нырнуть с головой. Вышитые натюрморты, старые фотографии, на которых взрослая женщина, мелкий вихрастый паренек, а ещё темноволосая девушка – мама Дениса? – и все они улыбаются или смеются, или серьезно смотрят прямиком на меня.

В кухне даже сохранились коробки из-под кофе. Разумеется, здесь нет еды, но несложно представить, как гремели шкафчики, как шипело на сковороде масло, когда бабушка готовила Денису блинчики.

В маленькой спаленке узнается аскетичный почерк Дениса. Минимум вещей и игрушек, лишь самое необходимое. Я с улыбкой осматриваю машинку с отломанным колесом, копаюсь в шкафу, где лежат старые вещи.

– Лет десять сюда никого не водил, – почему-то смущается Костров. – Считай, ты первая.

– А почему не водил? – неуместный, наверное, вопрос, но очень уж охота спросить.

– Не знаю. Дом… это ведь личное?

Он сам сомневается, говорит, чуть помявшись, помедлив.

Чем лучше я узнаю Кострова, тем сильнее понимаю, насколько он отличается от того мужчины, каким я рисовала его во время нашей нелепой «дружбы». Все те качества, которые приписывала, оказались всего лишь броней, за которой скрывался человек, способный чувствовать до исступления и дико боящийся своих эмоций.

Мы решаем остаться здесь на пару деньков, но для этого нужен хотя бы свежий чай.

Так и с магазинами местными познакомимся.

В супермаркете «У дома» я долго выбираю булку, придирчиво осматриваю сыр. Интересно, это плесень благородная или естественная?

– Сделаем бутерброды? Или закажем что-нибудь с доставкой на дом?

– Можем куда-нибудь сходить, – сомневается Костров. – Не уверен, что в нашем захолустье существует доставка. Хочешь, покажу тебе один бар…

Денис не успевает закончить мысль, потому что по плечу его кто-то бьет. Мы оба оборачиваемся. На нас во все глаза смотрит миловидная низенькая блондинка. Она вся такая неземная: в белоснежном пальто с меховой опушкой, в вязаной шапке, в пушистых варежках.

– Дэн! Денис! Привет! – восклицает она, глотая от волнения букву «р». – Не может быть! Бывают же такие встречи!

– А вот и мои демоны, – мрачнеет Костров, и губы его искажаются в болезненной ухмылке.

ДЕСЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

Денис лег с первого удара. Он даже не успел сообразить, когда Игорь вмазал ему по лицу, вышибая последнее дыхание. Ничего не сломал, и на том спасибо.

Сам виноват. Нельзя выходить на арену после того количества алкоголя, которое было выпито накануне. Ноги подкашивались сами по себе, а после заданного кулаком направления – надломились как тонкие ветки.

Денис даже не осознал, как летит к ограждениям. Очнулся уже на полу, потряс ноющей головой. Кости целы, зубы на месте.

Прекрасный исход, если вдуматься!

– Живой? – спросил Игорь, нависнув над лежащим ничком соперником.

Тот только усмехнулся сквозь кровавую пену.

– Всё нормально.

– Приводи себя в порядок, – товарищ по клубу подал руку, помогая подняться. – Дэн, слушай внимательно. Я не скажу управляющему, в каком ты состоянии. Но если увижу ещё раз пьяным – тебе кранты. Членства лишат и по городу всем расскажут. Ты либо нажирайся, либо дерись. Третьего не дано. Понял?

Кивнул, слабо соображая, что ему вообще говорят. Разум куда-то уплывал, и слова путались в голове.

Чудесное состояние.

Никаких лишних мыслей.

Пустота.

Какой же это кайф! Ни с чем несравнимое удовольствие.

После похорон бабушки Денис запутался во временах года, месяцах и числах. Жил, думая только об одном: по вечерам открыт клуб. Вот и шел туда упрямо, стоило солнцу скрыться за горизонтом.

Убивать себе.

Калечить.

Забываться в увечьях.

Дождь несильно накрапывал, пока Денис брел в сторону дома. Он вообще не любил те минуты, когда приходилось одеться, выйти через "черный вход" и пойти в сторону пустой, пыльной квартиры. Мог бы – ночевал прямо в подсобке.

В какой-то момент облака словно прорвало, и вода полилась нескончаемым потоком. Поднялся ураганный ветер. Люди бежали мимо Дениса, укрываясь куртками, с трудом удерживая выгибающиеся зонты.

Эта девушка тоже спасалась от дождя. Логично, что спасалась: на ней был лишь тонкий сарафан и легкая ветровка, а в босоножках хлюпала вода. Мокрые волосы налипли на лицо, делая его совершенно кукольным.

Девушке конкретно так не повезло врезаться в Кострова.

Объятия получились жаркими, хоть и вынужденными. Пьяный или трезвый, но Денис не выронил внезапную «добычу».