— Скажите ему, что Врени выпустила у него дурную кровь, которая сжимала ему грудь. Скажите, что теперь будет легче. Скажите, что мы составим зелье, которое поможет. И скажите, чтобы он покуда не ел ничего, кроме орехов и мёда и того по чуть-чуть.

Она тряхнула головой, отбрасывая спутанные волосы за спину, и вернулась к своему шатру, не слишком интересуясь, перевели ли старику то, что она сказала. Врени пошла за ней.

— Что ты задумала? — спросила цирюльница.

— Я? — удивилась ведьма и достала из сумки гребень. — Ты меня с кем-то путаешь. Знаешь, что у него?

— Знаю, — кивнула цирюльница.

— Ну, коли знаешь, так попроси походить по здешним землям. Найдёшь горицвет, девятисил да лихорадочник[18] — принеси мне.

— Я тебе не служанка, — нахмурилась Врени. — У самой-то ноги отсохнут — поискать?

— А тебе не нужен предлог одной побродить? — удивилась ведьма и принялась расчёсывать свои спутанные волосы. — Скажешь, что это для старика — так и свои отпустят, и местные не воспротивятся.

Лицо Врени посветлело.

— Отпустят меня одну, как же, — тем не менее проворчала она. Магда угадала, что цирюльница прикидывает, как отпроситься из лагеря с наименьшей охраной.

— Придумаешь что-нибудь, — сказала она и сунула Врени в руки свою чашку. — Всё равно таз свой от крови пойдёшь мыть. Так и это помой. Да смотри. Кровь просто так не выливай… надо её сперва правильно… а, ладно. С тобой пойду, ты всё не так сделаешь.

— Я пускала кровь, когда ты ещё пешком под стол бегала, — рассердилась Врени.

Магда усмехнулась.

— И много людей у тебя после этого выжило? — спросила она.

* * *

Когда Виль вернулся в лагерь — и с ним запыхавшийся Фатей, который, похоже, был в полном восторге от урока, — Магда заканчивала красить фигурки сажей.

— Всё веселье пропустил, — сказала названному брату ведьма. — От князя как раз сегодня за выкупом приходили.

— А мы их видели издалека, — отозвался убийца. — Правда, Фатей?

Мальчишка закивал.

— Отпусти ребёнка поесть, — неодобрительно произнесла Магда. — И так тощий, а с тобой и вовсе исхудает.

— Фатей не ребёнок! — вскинулся мальчик.

— Брысь, — приказал ему убийца и уселся на землю возле ведьмы. Фатея как ветром сдуло. — Ты чего, Маглейн, никак в себя пришла? Отпустили духи-то?

— Некогда мне было, — хмуро ответила Магда. — Чуешь? Скоро всё решится.

— Скоро — так скоро, — мирно отозвался Виль. — Пойду тогда с братцем твоим побеседую.

О чём они говорили — убийца не сказал, а Магда не спрашивала, но только утром в лагерь снова пришёл посланный от князя. Увар, похоже, ждал этого, потому что и он, и Харлан, и Кривой Эб, и Берток и Виль, и Юлди были с утра одеты в парадные одежды. Небось, вчера посланник предупредил, ведьма же его языка не знала, да и Увар понимал с пятого на десятое. Но обманывать проклятого никто не стал, взяли с собой. Ведьма едва успела удержать Юлди за рукав и сунуть ему готовые фигурки, которые она завернула в стащенный из-под носа у Даки дорогой платок из привезённых отрядом подарков.

* * *

Князь ждал послов в той маленькой комнате, которую описала Магда — обшитой золотистым шёлком. Там стояло два кресла и в стороне — круглый столик. Одно кресло пустовало, на втором сидел князь, а у его ног стоял на коленях голый по пояс юноша в рабском ошейнике. Физантского монаха нигде не было видно. Когда послы вошли в комнату, в ней стало тесно. Князь пнул юношу в спину своим остроносым сафьяновым сапогом. Юноша заговорил на тафелонском, не глядя послам в глаза:

— Я был рыцарем Берндом, сыном рыцаря Корбла, который служит графу цур Лабаниану. Я встал под знамёна барона цур Фирмина в священном походе, но попал в плен к язычникам. Князь Рехор купил меня. Говорите, кто вы и чего хотите.

— Мы — люди дюка Клоса Тафелонского, — отозвался Увар, лихорадочно соображая. Проклятый кровосос, похоже, совсем сломал парня, а, может, это раньше сделали язычники, а вампир только добавил.

— Это ложь! — быстро произнёс юноша. — В Тафелоне много лет нет дюка, а правит союз баронов!

Вампир молча слушал этот разговор, с интересом посматривая то на одного, то на другого гостя. От этих взглядов у послов бежали мурашки по спине.

— В Тафелоне правил союз баронов, — вкрадчиво поправил Медный Паук. — Сейчас все бароны присягнули на верность дюку Клосу, сыну графа цур Вилтина. Граф цур Дитлин убит его высочеством, а граф цур Лабаниан разбит в бою за город Сетор, его владения поделены между баронами. Барон цур Фирмин, вернувшись из священного похода, стал коннетаблем Тафелона.

— Это ложь! — задыхаясь, прокричал Бернд. — Ложь!

— Это правда, — пожал плечами Увар.

Князь снова пнул юношу в спину. Он закашлялся и опустил взгляд.

— Мой господин Рехор спрашивает вас, зачем вы пришли, — с трудом выговорил Бернд.

— Мы пришли, чтобы принести князю заверения в дружбе от нашего господина, — ответил Увар. — Мы принесли ему подарки.

Он кивнул Кривому Эбу и тот достал маленькую шкатулку красного дерева, которую протянул вампиру. Бернд принял её вместо господина и открыл. В шкатулке на бархатной подушке лежал массивный перстень с рубином, окружённым вспыхивающими опалами[19].

— Пусть примет этот дар, привезённый бароном цур Фирмином из святых земель. Другие дары мы передадим слугам князя позже.

По тонким губам вампира скользнула улыбка, не обнажившая, впрочем, его клыков. Он, будто забыв о людях, повернул перстень, любуясь игрой света. Потом вздохнул, внимательно посмотрел на послов и что-то произнёс.

— Князь говорит, что щедрость его нового брата согревает сердце, — произнёс Бернд. Вампир опять пнул его. — Он говорит, что не стоит в один день вести речи и о красоте, и о деле. Вам лучше уйти. Он позовёт вас снова, но не всех, а только одного из вас. Тогда вы сможете сказать, что у вас на сердце и что тяготит дюка Клоса.

Послы поклонились и повернулись к дверям, как вдруг вампир снова заговорил.

— У одного из вас есть подарок для князя, — перевёл Бернд. — Если вы передумали с ним расставаться, князь поймёт, но если вас удерживает скромность, то отбросьте её. Нет ничего дороже подарка, сделанного от души.

Послы переглянулись, ничего не понимая, потом Медный Паук сообразил и толкнул брата Юлди. Тот мучительно покраснел и достал из-за пазухи тонкий шёлковый платок, в который были завёрнуты фигурки для игры, правил которой монах так и не понял. Бернд принял платок и поднёс его господину. Тот взял чёрную фигурку и вгляделся в неё с таким же вниманием, как до того вглядывался в перстень. Даже, кажется, принюхался.