– К Демиду Евстахиевичу! В объятья! – проворчал Глеб. – Что, Сэм? Заложив за воротник, русские любят пофилософствовать?

Я вздрогнула. Перед неожиданным вопросом Демидова-второго я как раз смотрела на Кира и думала… А неважно, о чем я думала – прогноз на ближайшее будущее для меня все равно выглядел невесело: Сэм случайно затесалась в эту компанию, она игрушка для троих молодых, но уже влиятельных, богатых людей. Лет через сорок, если будет стараться, заслужит честь развлекать их серьезными постановками Чехова и Метерлинка.

– Русские философствуют всегда и везде, – неохотно выдала я. – Вслух и мысленно. Даже сидя на унитазе. Просто спиртное позволяет философии вырываться наружу.

Разумеется, все засмеялись.

… Пайк открыл прежде, чем я подошла к двери.

– Вопрос, – напомнила я.

– Да, мисс.

– Вернее, утверждение. Подтвердите или опровергните. Кир не родной сын Демидовых. Он попал к ним в семью, когда ему было шестнадцать. У него была сестра. Что-то произошло с его памятью, он практически ничего не помнит. Он узнал об своем усыновлении недавно и затеял расследование своего прошлого. Ему нужно доказать, что он не Демидов. Тогда он сможет жениться на Ольге. Межродственные браки и раньше не одобрялись, а сейчас и подавно. Расследование привело Кира к истории гибели «Аструса». Он был там, на погибшем планетолете? Он выжил, а его сестра погибла?

– Мисс Саманта, – сказал Пайк, помолчав, – я не могу подтвердить или опровергнуть ваши… предположения – внутри меня есть некая программа, ограничивающая любой вывод информации на эту тему. Оговорюсь только, что в ваши рассуждения вкралась фактическая ошибка. Даже две.

– Но они не столь сильно повлияли на вывод? – уточнила я, кивнув.

– Смотря что считать выводом.

– Спасибо, милый Пайк, – я подошла и поцеловала дворецкого в колючую щеку. – Я всегда буду вас помнить.

Я не знаю, с каким выражением Пайк смотрел мне в спину. Но уверена, что на лице его были вполне человеческие эмоции.

На прощанье я покружила по судну, побродила по оранжерее. Проект «компост» сработал прекрасно: черри колосились, а перчики дали новую завязь. Наверное, нужно заехать на Нью-Лукку и похвастаться своими сельскохозяйственными достижениями. На моей родной планете скоро Рождество. В это время семьи должны быть вместе. Может, отец уже простил меня?

Я собрала вещи, вызвала челнок, вышла в коридор… и рванула к шлюзу. Глеб догнал меня у дверей, преградил путь. На моем комфоне запиликал запрос на стыковку. Демидов-второй как всегда действовал без преамбул – просто впечатал меня в стену, выхватив из рук сумку.

– Золушка покидает бал по-английски? А как же хрустальные туфельки и красивое платье?

– Пусти, – прошипела я. – Снаружи ждет тыква. Кир меня отпустил.

– Зато я не отпускаю.

От Глеба пахло бренди, глаза были еще хмельные, с поволокой.

– Давай мы пойдем в мою каюту, и ты мне все расскажешь, Сэм. А я тебя пожалею, поглажу по головке и… еще где-нибудь. А потом улетим вместе, у меня дела на Терра-Нове. Подождешь меня в отеле, пока я все улажу? В самом лучшем и дорогом отеле. Обещаю, будет и платье, и туфельки, и много чего другого.

– Глебушка, – с жалостью в голосе сумела просипеть я, – с чего ты решил, что я куда-нибудь с тобой полечу? Полагаешь, ты первый, кто меня платьем подманивает?

– Те, кто был до меня, или плохо подманивали… или до меня недотягивали. Мое предложение самое лучшее, это предложение века, я обычно одной ночью ограничиваюсь, поверь. Ты просто пока не вдумалась. Вдумайся.

– Да пошел ты!

Он меня поцеловал, а я вдруг… поддалась, даже кусаться не стала. Он целовался так собственнически, эгоистично, словно победа была у него уже в кармане. Я не собиралась уступать, но и сил сопротивляться не было. Почему я не боролась? Не знаю. От обиды. Отчаяния. Усталости. От того, что Кир вдруг вырос у Глеба за спиной?

– Что тут происходит? – спросил Демидов таким спокойным голосом, что внутри у меня все сразу смерзлось.

А Глеб… Глеб мне подмигнул. У него исказилось лицо, словно он разом выпил бочку спиртного. Он оторвался от меня – с трудом, пошатываясь, хватаясь за стенку, повернулся к кузену. Пролепетал:

– Кирюш, это ты, красавчик?

Даже попытался обнять брата. Кир от него отшатнулся.

– Глеб, ты что творишь?

– А что? – язык еле ворочался у Глеба во рту. Вот ведь актер! – Я тут с дев…вушкой.

– Я не вижу здесь девушку. Здесь только Сэм.

– Да? – искренне удивился Демидов-второй и ткнул в меня пальцем. – А вот же…

Я съежилась.

– … вот… та… из бара, мы с собой привезли… двух… или одну. Трех?!!

– Мы вроде пили одинаково, – с отвращением произнес Кир. – А ты просто… в стельку.

– Я догнался… немного… в каюте. А где вторая цыпа?

– Иди спать! – гаркнул Кирилл, не сводя с меня злых глаз. – Мы никого с собой не привозили!

– Мне чё… приснилось?! – Глеб пошатнулся и вытаращил глаза, патетично прижав руки к груди.

– Иди! К себе! Спать! Трезветь!

Рядом с нами материализовался Пайк.

– Глеб Дмитриевич, давайте я отведу вас в каюту.

– Давай…те. А я не понял… а где…?

– Обопритесь на меня. Вот так. Потихоньку.

Я слышала, как Пайк и Глеб идут по коридору, и Глеб очень натурально причитает на ходу. Кир смотрел мне в глаза. А в моих глазах, кажется, были слезы. Я очень устала. Отпустите меня домой, все вы.

– Почему здесь твоя сумка?

– Я улетаю. Меня ждет челнок.

– Отмени. Нам нужно поговорить.

– Я тут не при чем. Это Глеб.

– Иди за мной.

– Куда?

– Ко мне в каюту.

– Зачем?

– Разденешься там… полностью.

– Что?! Зачем?

Кир подскочил ближе и злобно рявкнул:

– Потому что пора положить этому конец! Я могу ошибаться, Чужие могут ошибаться, Пайк может ошибаться – Глеб не ошибается никогда!

Он схватил меня за руку. Микки, выдвинувшийся из-за угла, показал «недоумение» на шкале эмоций.

– Я не пойду! – заорала я.

– Пойдешь!

– Зачем?!

– Хочу убедиться…

– В чем?!

– В том, что ты… не модификант!

– Я не транси!

– Вот и докажешь! Я твой работодатель! Меня оштрафуют, если выяснится, что я дал работу кому-то, сменившему пол!