все же сохраняет самообладание, отпивает глоток, а потом ставит чашку обратно, чтобы хрупкий фарфор не треснул в его пальцах и не побудил Галипэя выяснить, в чем дело.

Экран мерцает и рябит, во всем городе проблемы с сигналом. Когда изображение на огромном телевизоре в спальне Августа снова становится четким, ведущий излагает полюбившуюся зрителям гипотезу насчет игроков Восемьдесят Шесть и Пятьдесят Семь. Весь день и вечер телеканалы перебирали все возможные объяснения – от давно потерявшихся родственников до иностранных шпионов, – но наибольший интерес вызвало предположение о том, что они влюбленные, причем каждый из них записался на игры, оставшись без средств и не зная, что второй поступил точно так же.

Август падает в кресло, обитое атласом. Ставит локоть на колено, кладет подбородок на кулак и впадает в задумчивость. Зрители Сань-Эра очаровались самой идеей альянса, страшно заинтересовались и увлеклись предположениями о том, как он мог возникнуть. А ведь игры в первую очередь для того и существуют. Чтобы увлекать. Отвлекать. Раньше игроки никогда не объединялись, по крайней мере надолго. Антон и Калла ублажают массы лучше, чем когда-либо смог бы король Каса.

В новостях Калле теперь щедро предоставляют эфирное время, так что все заметили, что она не совершает перескоки. После Дацюня все прочие игроки уже успели сменить тела, а Калла остается в одном и том же. И хотя ее лицо всегда скрыто под маской, ведущие новостей сразу узнают длинную завесу волос и алый кожаный плащ, развевающийся от стремительных движений. Подозревают, что у нее нет гена перескока, но это чистое предположение, ведь в игры редко рискуют вступать, не имея такой страховки. Скорее всего, Калла и не собиралась пользоваться перескоком в рамках своей стратегии, однако это предположение сыграет ей на руку. Просматривая таблицу с результатами и видя, что ее возглавляет человек, не способный на перескоки, король Каса лишь мысленно посмеется над этим будущим победителем со слабой ци, не чувствуя никаких опасений при мысли о том, чтобы впустить его в усиленно охраняемый дворец.

Если есть справедливость в этом мире, тогда именно эта напрасная уверенность сведет короля в могилу. А если справедливость не восторжествует, тогда Август сам восстановит ее.

Плавным движением Август встает и направляется к двери.

– Куда собрался? – спрашивает Галипэй, поднимая голову при виде Августа, входящего в прихожую. И откладывает книгу.

Август не спешит отвечать. Его рука зависает над позолоченной дверной ручкой. Потом он, хоть и оглядывается через плечо, телохранителю в глаза не смотрит.

– Отта должна умереть.

Секунда молчания. Галипэй моргает. Он достаточно вышколен, чтобы его лицо ничего не выражало.

– Она же не очнется, – напоминает Галипэй. – Разве этого мало?

– Точно не известно. Нам нельзя так рисковать.

Кажется, будто дворец содрогается под его поступью. Каждый этаж и крыло, каждый коридор и блистающая роскошью комната. Навостряют уши, ловят разговор, обращаются в слух. Эти стены помнят мальчика, который стал кронпринцем, а семь лет назад хватил по ним кулаком. Тяжелые, расшитые золотом занавеси, хоть они сияют и не так ярко, как в те давние времена, становятся колкими при воспоминании о том, как их отдергивала Отта Авиа, а ее голос разносился по личным покоям Августа, и эхо многократно повторяло: «А я скажу! Все расскажу! Клянусь, так я и сделаю!»

– Чего ты хочешь, Отта? – рявкнул тогда Август. Он кинулся вперед, но Отта отступила за занавеси, словно они могли защитить ее. Беспомощной она лишь притворялась. Попробуй он подойти ближе, она выпустила бы когти.

– Только посмотри на себя! Притворяешься хорошим, – язвительно процедила Отта, – а на самом деле для Саня ты – зло куда страшнее Каса. Ты же всех нас бросишь в клетку и назовешь своими верноподданными!

– Народ уже живет в клетках. Совет так промыл тебе мозги, что…

Август выбросил руку вперед, но Отта просто отскочила и направилась прочь, высоко вскинув голову. А в руках – крошечный клочок бумаги. Единственное, что ей требовалось для доказательства, – что для Лэйды и Августа побег из городов-близнецов – не способ спастись, а план поисков заброшенного дворца у границ Талиня. План собрать войска и двинуться войной на Сань-Эр. И если им удастся привлечь на свою сторону Антона, которому по перескокам нет равных в Сань-Эре, они будут непобедимы.

В тот раз Отта грозилась обо всем рассказать Каса, пока следы еще не подчищены. Потом откололся Антон. Без него Август и Лэйда оказались отброшены обратно на стадию планирования. Стратегия подготовки к войне утратила всякую реалистичность. Требовалось действовать умнее, чтобы добиться своего.

– Август! – напоминает о себе Галипэй.

Прежде чем произнести следующие слова, Август собирается с духом:

– Тебя приставили ко мне уже после Отты, так что я и не рассчитываю, что ты поймешь. Убей ее.

Галипэй – единственный человек во дворце, которому известны вероломные планы Августа, задумавшего свергнуть короля Каса, а также то, что эти планы убийства монарха уже начали приводить в исполнение. Нет никого, кому Август доверяет больше, чем Галипэю, но порой он жалеет, что Галипэй слишком умен и так отчаянно старается понять и узнать всё, – жалеет, потому что сам процесс узнавания втягивает его в самую грязь дворцовых разборок. Сейчас к осуществлению своих планов Август ближе, чем когда-либо. Он обязан устранить любую угрозу, и если есть хотя бы ничтожный шанс, что Отта придет в себя…

Август открывает дверь. Однако Галипэй не считает, что разговор закончен, и его явно не пугает, что кто-нибудь может подслушать его.

– Я твой телохранитель, Август, – говорит он, – а не слуга.

Горничная в коридоре, занятая разносом еды, поднимает голову. Внезапное появление Августа застало ее врасплох, она так перепугана, что поднос опасно кренится в ее руках.

– Ваше высочество, – лепечет она, спеша поправить тарелки на подносе, пока они не съехали на пол. – Простите, я не хотела помешать…

Август открывает глаза, ловко уравновешивая в руках поднос и потеряв лишь единственную крошку с него, упавшую на ковер. Наклоняется поднять ее, заодно подцепляет тонкими пальцами какую-то нитку, а в двух шагах от него Галипэй торопливо подхватывает тело Августа, пока оно не рухнуло, и скрипит зубами, облапив талию своего принца.

Галипэй оглядывается и ждет. При ярком свете его глаза похожи на расплавленное серебро, и он высматривает… вообще-то, Август не знает, что именно.

– Пожалуйста, – просто говорит Август. Голос звучит непривычно, но тон – ровный, без тени сомнения – всегда одинаков.

Устремленные на него глаза блекнут. Расплавленное серебро становится тусклым металлом.

– Как вам будет угодно, ваше высочество.

Что-то переменилось между ними. Тонкая, как