А что еще есть в этой жизни, дорогой Парсифаль, кроме любви, октябрьского дня, откоса дамбы и теплых губ этой кавалерствующей дамы, этого странного лежащего рядом существа, в котором за рулем преобладает мужчина и которое, стоит поцеловать, тут же становится женщиной, так что ты ощущаешь всю эту сладкую гибкость шеи, какой никогда не будет ни у одного мужчины, и сразу все ее тело, весь его завораживающий объем поворачивается ко мне, приветствует меня и приглашает.

Да, тогда она любила меня. Откуда я знаю? Потому что тогда я наконец вышел из своего ступора, вспомнил, что такое ухаживание, и начал ухаживать за ней. Влюбленный, я мчался в Новый Орлеан, чтобы вытащить ее с собрания «Колониальных Дам» (по какой-то причине она непременно желала быть в числе этих «Дам», и черт меня подери, если она не сподвигла меня на то, чтобы съездить в Южную Каролину, отыскать и сфотографировать могилу единственного из ее предков, кто был англосаксом и протестантом, — нет, не Рейлли, никаких Рейлли не было на той войне, а какой-то Джонсон, рядовой Аарон Джонсон, убитый в сражении при Коупенсе). И вот я вхожу в бальный зал и иду по проходу, выискивая ее в толпе, состоящей из двух тысяч лилейно-белых «Дам», которые слушают выступление другой «Дамы», разглагольствующей о сохранении американских идеалов и тому подобном, и, наконец, углядев Марго, я повелительным кивком приглашаю ее выйти, она выходит испуганная: «Кто-то умер?», а потом хлопает от радости в ладоши, обнимает и целует меня: «Как я рада тебя видеть! Ты приехал за мной? Чтобы забрать меня?»

Был «влюблен» означает, что при виде нее билось сердце. Хотелось хлопать в ладоши. Почему она, почему не другая женщина? У нее были два глаза, нос, рот и ноги, как у миллиарда других женщин, как у миллиона других красивых женщин, но для меня она была бесценным сокровищем. Какой бы ни была тогда красавицей Элизабет Тейлор, она могла пройти мимо, и я бы не обратил на нее внимания. Мое чувство было почти религиозным. Вещи Марго казались мне святыми реликвиями. Дом, где она жила с Тексом в районе Садов, стал для меня святилищем — я мог до бесконечности кружить по ее кварталу, и каждый раз при виде их дома у меня по ногам пробегала дрожь — это был Тадж-Махал,[98]из которого вышла ко мне принцесса.

Возможно ли, чтобы человек испытал такое счастье однажды и потом испытывал его много дней? Это просто. Мы садились в машину и ехали до тех пор, пока не находили какое-нибудь приятное местечко — лужок у дороги в Натчез, пляжик поодаль от дамбы. Выходили из машины и шли до тех пор, пока на нас не наваливалась усталость, тогда мы садились, пили, ели и целовались, целовались!

Между прочим, представь: в первый раз инициатором была она. Нет, это было не в первый раз — во второй. Первый раз был тогда, когда я увидел ее босую и грязную в Бель-Айле, залез ей под кринолин, и пошло-поехало.

А в тот день мы наелись лангустов со стручками окры, выпили две бутылки вина, были сыты и в полном счастье неслись в октябрьских сумерках по Ривер-роуд, и я раздумывал, где бы нам подыскать местечко на каком-нибудь лугу. А она вдруг и говорит, этак попросту: «Давай переспим». Я тяжело сглотнул и чуть было не ругнулся от неожиданности — это в мои-то тридцать пять! Нынешние восемнадцатилетние подняли бы меня на смех. Да, и в то же время я вижу, что нынешние мальчики не так уж счастливы со своими девчонками, по крайней мере, не так, как был счастлив я. «Ты место какое-нибудь знаешь?» — спросила она. К счастью, я знал: в Асфоделе, в низинке рядом с трассой, был маленький туристский коттедж. Когда мы заполняли квитанции, руки у меня тряслись. Она разделась, даже не потрудившись выключить свет (так же быстро, как на автозаправке в техасской Одессе: вжик, вжик — голая!). Обнаженная, она остановилась перед зеркалом, запустив руки в волосы, — одна нога согнута, зад чуть сдвинут в сторону. Потом она повернулась ко мне, сунула руки под пиджак и игриво прихватила меня за бока. Господи! Неужто женщина может быть столь прекрасной?! Она была пиршеством. Хотелось съесть ее всю, всю попробовать на язык. Это я тоже сделал.

Это было моим причастием, — только без обид, святой отец, — я вкушал его в темном святилище, охраняемом двумя тяжелыми золотыми колоннами ее ног, в таком вот ковчеге завета.

+++

Я помог ей с окнами в бельведере. Урагана еще не было, просто обычная гроза. С этой высоты в свете молний были видны белые барашки на реке и дальний берег. Река была, как море.

Марго опустилась на скамейку, глядя перед собой, словно пассажирка, которую укачало.

— Марго, давай уедем.

— Что? — Гром гремел вовсю.

— Давай сядем в машину и рванем в Северную Каролину. Прямо сейчас. Никаких проблем. Сиобан останется с Тексом, Люси завтра вернется в школу.

Она молчала.

— Подумай. Смылись бы от урагана, а к двум часам были бы в Атланте. — Я думал о том, как войду с ней в мотель, о том моменте, когда она медлит перед зеркалом, поправляя волосы. Еще я пытался вспомнить, когда в последний раз спал с ней. С чего началось, как получилось, что мы больше не спим вместе? И как это вышло, что я живу в будке? Я пытался это вспомнить.

— Нет. — Чтобы расслышать, пришлось сесть с ней рядом, она говорила, не повышая голоса и глядя перед собой немигающим отсутствующим взглядом. — Киногруппа уезжает послезавтра. Мы… то есть они не могут терять два или три дня из-за урагана. Да и нет необходимости. Две-три интерьерных сцены можно снять где угодно.

— Я знаю. Именно поэтому ты и можешь уехать.

— Нет. — Ее «нет» звучали как удары колокола. А потом она добавила тем же голосом, все так же глядя перед собой: — К тому же я нужна Яну для работы над сценарием «Кукольного дома».[99]

— «Кукольного дома»?

— Это будет первый полнометражный фильм, который он сделает так, как он хочет.

— А ты? В чем твоя роль?

Она не поняла меня. Я имел в виду, какую роль она будет играть при Джекоби. Кто он ей, и кто она ему?

— Я буду играть Нору,[100]Ланс. — Впервые за это время она посмотрела на меня. Тайфун приближался, и молнии били часто, как вспышки стробоскопа. Казалось, ее глаза тоже метали молнии.

— Нору?

— Главная роль, если помнишь.

— Да, помню.

Она сжала руки.

— Я хорошая актриса, Ланс! Настоящая. Я так счастлива. Я никогда не представляла, что такое обладать талантом и растить его в себе. Работать. Работать как… точные часы. Как Лоуренс Оливье[101]или Одри Хепберн.[102]