class="p1">Еще один интересный критерий, без которого прием не реализовать, — «эфирное время», отводимое ненадежности рассказчика. Вполне возможно, он будет таковым от начала до конца, а возможна и ситуация «переходности»: когда, например, сумасшествие охватывает его на протяжении всего сюжета или он переживает вспышки безумия. Мир рассыпается и искажается постепенно. Или нестабилен и шаток, меняется в зависимости от фазы состояния. Возможен и обратный вариант, когда мы начинаем путь с очень ненадежным рассказчиком — например, охваченным ложными политическими идеалами, — но постепенно, прямо на наших глазах, он отказывается от них, и ему становится понятно, что с выбранной им стороной что-то не то. Довольно распространенный прием в анти-утопиях, где на режим мы смотрим глазами «цепного пса». Мне в этом контексте вспоминаются «Мы» Замятина и «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери. Такие вещи лично я очень люблю, ведь они позволяют провести персонажа через действительно масштабную внутреннюю трансформацию. Другой вопрос, что ее «ломаный график», о котором мы говорили раньше, в этом случае должен быть выстроен просто филигранно. Люди все-таки с большой неохотой отказываются от своих заблуждений. И тем неохотнее, чем выше ставки.

Теперь поговорим о том, каких ошибок важно не допускать, когда мы работаем с ненадежным рассказчиком. Для каждого варианта они, конечно, будут свои, но попробуем обобщить. Некоторые законы универсальны и не зависят от того, по каким именно причинам ваш герой дурачит весь белый свет.

Первое и, пожалуй, главное: нам нужно четко выделить, что отличает восприятие ненадежного рассказчика от логической нестыковки. Ведь, согласитесь, ситуация с теми же похоронами Моцарта выглядит как обычная ложь, на которую затем наложилась историческая безграмотность. Но если бы мы выводили сюжет, где вначале показывается картинка мрачных, убогих похорон, а ближе к концу — они же, но как что-то печально-светлое, обыденное и организованное с заботой (и друзья там, кстати, были, как минимум Сальери, это тоже уже подтверждено!), — с приемом можно было бы порезвиться. Для этого нам пришлось бы взять двух рассказчиков и обязательно дать читателю понять, что у одного из них есть проблемы с восприятием реальности. Первым рассказчиком могла бы стать Констанц, жена Моцарта, которая на похоронах не присутствовала, так как сама металась в лихорадке и вообще переживала смерть мужа очень тяжело, ну или скандальный журналист, получивший данные из третьих рук. Вторым рассказчиком мог бы стать кто-то из присутствовавших или организовывавших церемонию, например Сальери или ван Свитен-младший. При этом абсолютная, безэмоциональная объективность необязательна, ничто не мешает им обоим болезненно воспринимать и в какой-то мере осуждать происходящее. Например, к традиции хоронить без гробов и присыпать трупы известью негативно относились почти все жители Вены, но, так или иначе, нам следует дать читателю ясность. Ненадежность рассказчика должна иметь противовес — то есть правду, которую можно как-то получить или додумать самостоятельно. Единственный жанр, где этой правды может не быть, — магический реализм, но о нем мы поговорим отдельно.

Здесь мы и возвращаемся к вопросу, как читателю ее поймать. Есть случаи — как выше, — когда для этого действительно нужны разные рассказчики, один из которых надежнее второго. В других — достаточно и одного, но повествование должно строиться так, чтобы выводы читатель мог сделать сам. Здесь хорошие примеры — «Тайная история» Тартт и «Три мушкетера» Дюма, где, как бы наши рассказчики ни восхищались друзьями и любимыми, мы-то видим: они не так идеальны и делают много такого, из-за чего мы не подали бы им руки. Кстати, некоторых читателей этот прием жутко бесит и топит в раздражении: «Да что же ты такой слепенький и глупенький?» Но я за эмпатию. Потому что все мы порой оказываемся в похожей ситуации и осознаём, что заблуждались на чей-то счет, только много лет спустя.

Следующий важный момент, связанный с ненадежным рассказчиком: у этой его черты должен быть «обоснуй» — будь то отсутствие жизненного опыта, травмирующая ситуация, дисфункциональная семья или неспособность получить больше данных. Если ваш безумец безумен, постарайтесь проанализировать, как может развиваться клиническая картина. Например, как именно «раздваивается» его личность, делятся ли альтер эго воспоминаниями друг с другом или подавляют их? Если делятся (ученые уже подтвердили: так бывает), то, конечно, пусть они друг другу хоть записки на холодильнике оставляют: «Покорми нашего кота»… Но тогда покажите, как же вышло, что герой живет такую интересную жизнь.

Следующий важный критерий — уместность. Думаю, ничего особенного я тут не добавлю: к примеру, персонажи сумасшедшие, с ментальными расстройствами сейчас популярны, но, вводя такого, четко понимайте, зачем вы это делаете и сможете ли с ним управиться. Не забывайте: вы будете писать о представителе группы людей, которой существовать в обществе и так непросто. Постарайтесь быть бережными и корректными, ничего не стигматизируя.

И наконец, обращайте внимание на то, что для некоторых вариантов ненадежного рассказчика очень важен слог. Персонаж в состоянии измененного сознания вряд ли сможет вести повествование так же гладко, как он же, но в состоянии обычном. Вполне вероятно, что ваш слог должен будет трансформироваться, в том числе устрашающе, как в «Цветах для Элджернона» Киза. Это совершенно не тот случай, когда вам нужно держаться за «литературность». Будьте готовы ею пожертвовать.

Пожалуй, вот главное, что нужно знать, берясь за подобные приемы. Ненадежный рассказчик поможет вам показать, насколько все в этом мире неоднозначно, и оставить читателю пространство для размышлений. Не бойтесь таких героев. И помните: рано или поздно, надолго или нет вы сами становитесь для кого-то одним из них.

Ко дну с этим кораблем: романтические отношения в тексте

«Ну вот, опять Бойкая Красавица и Темный Властелин…»

«Гусь свинье не товарищ, уберите их друг от друга!»

«Чего они так долго осознают чувства, ну прям Леди и Бродяга тянут спагеттину, когда уже поцелуй?..»

«А чего сразу марш-бросок в койку? А поговорить?»

Все это и многое другое можно услышать, когда речь идет о шиппинге. Термин в любительском литературоведении означает образование книжно-киношно-мультяшных пар, ну или трио, или гаремов, кому что нравится. То есть, проще говоря, зарождение и развитие тех самых романтических отношений между персонажами и наше трепетное наблюдение за ними. Случается шиппинг как в соответствии с «каноном» произведения (Гермиона же в итоге вышла за Рона), так и только в воображении читателей (некоторая часть возмущенной общественности, включая вашу покорную слугу, мечтала, чтобы она выбрала Гарри, иными словами, шипперила Гармонию. Как сумасшедшая).

Ответить на вопрос «Как написать о любви, в которую поверят?» сложно. И в жизни-то найти и сберечь ее непросто, а уж сколько у нас нареканий к чужим отношениям! Для