class="p1">– Только чтоб обязательно! Моя уже казы с карта[9] поставила!

Так же быстро, как и появился, дядя Баха занес мясо домой, и мы вновь остались стоять у пня втроем. Пень теперь напоминал не перископ, а кратер потухшего вулкана, откуда вылились остатки магмы. Магма растеклась и застыла, оставляя за собой красные рытвины.

– И ради этого нужно было спилить березу? – Дядя Наум пристально посмотрел сначала на меня, затем на отца. – Вот чтоб колоду сделать?

Отец пожал плечами и, подтолкнув меня к двери, зашел в подъезд.

Ровно через два часа дядя Баха постучал сначала к нам в дверь, затем в дверь дяди Наума.

– Соседи, – сказал он, – ждем вас! Моя уже тузлук[10] сделала!

За круглым низким столом, скрестив ноги, сидели папа, мама, дядя Наум и я. Баба Оля из Витебска ноги скрестить не смогла, и ей поставили небольшую табуретку, на которой она сидела, словно царь на троне в окружении своих слуг. Она то и дело вскакивала, стремясь помочь тете Алише на кухне.

– Не привыкшая я, – твердила она одно и то же, – сидеть не могу! Дайте хоть хлеба нарежу.

Хозяева дома придерживали ее за плечи и не давали подняться.

– Мы тоже не привыкли, чтоб старшие бегали, – говорила тетя Алиша, – я потом ночью спать не смогу. Стыдно будет!

Баба Оля кивала в знак согласия и замолкала. Ровно на две минуты, чтоб в очередной раз попытаться встать. Так продолжалось, пока дядя Наум не сказал:

– Мама, хватит! Вы все равно не умеете готовить коня!

– Коня? – тихо переспросила баба Оля. – Какого коня?

– Вареного, – уточнил дядя Наум, – вареного.

– Брешешь, – недоверчиво произнесла баба Оля, – коней не едят. Кто же до такого-то додумается. – Она стала поочередно смотреть на нас, ища подтверждения своих слов.

Сначала папа начал рассматривать узоры на скатерти, потом мама заинтересовалась ложкой, и только-только я собрался сказать правду, как дядя Баха торжественно внес в комнату огромный табак[11] с дымящимся мясом.

Мясо громоздилось на блюде, то выпрастывая ребро, покрытое блестящей прослойкой жира, то закругляясь колесиком и оборачивая соседние ломти, будто закрывая их от нашего взгляда. Гигантские куски мяса, похожие на холмы и сопки, возвышались посередине табака. Внизу под ними расстелился слой тонко раскатанного теста, закрывающий дно блюда. По краям, в виде башенок, охранявших это богатство, возлежали пропитанные жиром картофелины.

– Ох, – от изумления баба Оля приподнялась со стула, – да куда ж столько-то…

Дядя Баха поставил блюдо на стол и, взяв нож, стал разрезать мясо. Резал он красиво, разделяя куски по частям. Обжигая пальцы, он дул на них и перехватывал куски другой рукой, раскидывая их по блюду. Вскоре все мясо было нарезано, и дядя Баха сел за стол. Рядом с ним села тетя Алиша.

– Бисмилля, – произнес он, сложив ладони вместе. Вслед за ним сложили ладони папа, мама и тетя Алиша. Папа подмигнул мне.

– Я пионер, не буду! – упрямо сказал я.

– Не заставляй старших ждать! – подтолкнул меня дядя Наум и тоже сложил ладони. За ним повторила жест ничего не понимающая баба Оля.

– Я пионер, – повторил я и чуть сблизил ладони.

– Бисмилля, – с чувством произнес дядя Баха, – пусть у всех всегда будет достаток и мир!

Он поднес руки к лицу и словно умылся. Все остальные тоже подняли руки к лицу и умылись. Больше всех старалась баба Оля. Она с усердием потерла ладонями лицо, трижды проводя от самого лба до подбородка. Каждый раз она с удивлением смотрела на гору мяса и вновь, словно стараясь избавиться от наваждения, закрывала лицо ладонями.

– Сначала старшим, – протянул ей тарелку дядя Баха. – Почет и уважение!

Дядя Наум перехватил тарелку, выцепил оттуда пальцами белый кружок и отправил его себе в рот.

– Она не сможет карта, – пояснил он, протягивая тарелку бабе Оле.

Дальше все начали есть. Мама аккуратно, вилкой кушала с тарелки. Папа, дядя Баха, дядя Наум и я ели из общего блюда руками. Тетя Алиша постоянно бегала в кухню – то подогревала тузлык, то кипятила чай. Баба Оля нахваливала тесто и картошку.

– Вкусно, – сказала она, раздавливая на тарелке картошку, и прибавила: – А детки ваши?

– В ауле, – ответила тетя Алиша, – у нас так принято. У родителей Бахытжана живет старший. А младшая – у моих.

Баба Оля кивала и вновь давила картошку со словами:

– Правильно! В городе тяжко. В Витебске работы нет. А в деревне не пропадешь. Правильно! И картопля, и поросята.

– Лучше все будет! – убедительно сказал дядя Баха. – Лучше. Теперь Москвы нет. Партии нет. Наше теперь все. Сами же себе хуже не сделаем.

– Сделаем, – неожиданно сказал дядя Наум, – как на этом блюде будет. – Он подтолкнул кусок казы к центру табака. – Как в бешбармаке будет. Казы – лакомый кусок? Лакомый. Все его хотим. Все тянемся. Но чтоб дойти до него, – дядя Наум распрямил средний и указательный пальцы и подвигал ими, словно ногами, по блюду, – то на картошку наступим, – он раздавил пальцами картофелину, – то тесто размажем, то искромсаем, – пальцы вдавили мясо, расплющив его, – и тянуться будем, пока всё вокруг себя не уничтожим, пока руки по локоть в… – он всем показал свой локоть в жиру, – пока не испачкаем в этом.

– Наум, – сухо произнес папа, – остановись!

– Поздно, – с сожалением в голосе сказал дядя Наум, – билеты уже взял.

Над столом повисло молчание. Тугое. Напряженное. Словно тетива натянулась. Будто от бабы Оли до дяди Бахи, от мамы до папы, от меня до дяди Наума по этой тетиве пустили ток, и кто первый заговорит, того он и ударит.

Из кухни вернулась тетя Алиша. Не услышав разговор, она непонимающе смотрела на нас, разливая чай.

– Спать пора, завтра в школу, – нарушила тишину мама. – Было очень вкусно, рахмат. Теперь ждем вас у нас. На выходных. – Она поднялась из-за стола.

Вслед за ней соскочила с места тетя Алиша и убежала в кухню. Вернулась она с большой эмалированной кастрюлей.

– Саркыт[12]! – протянула она кастрюлю маме. – Дома покушаете.

Все стали собираться домой, и тетя Алиша вновь убежала на кухню, чтоб вынести очередной саркыт.

– Бог ты мой! – Не успев толком встать из-за стола, баба Оля вновь села, увидев протянутый ей дядей Бахой тазик мяса. – Это ж нашей деревне всю неделю ести! Куда ж столько?

– У нас так принято, – сказал дядя Баха, – в дороге скушаете.

Последним из-за стола поднялся я. Когда все вышли из квартиры, я еще завязывал шнурки на ботинках. Дядя Баха провожал меня в коридоре. Кухня, примыкавшая к коридору, была