Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С Алисой танцую. – Я посмотрел в глаза Махметовой. – Алиса обидится.
– Не обидится, – она взяла меня за руку и положила другую руку на плечо, – с чего ей обижаться? Мы лучше смотримся!
– Точно? – неуверенно спросил я.
– Точно, – шепотом произнесла Махметова, – наша пара выиграет! Давай, с левой ноги…
В этот момент в зал зашла Бениславская. Она, не глядя на нас, сняла шапку и стряхнула с нее снег. Затем так же быстро, как солдат на утреннем подъеме, расстегнула петли на шубе и скинула ее на пол. Шуба тихо упала на пол актового зала, но это показалось грохотом на фоне гробового молчания. Махметова чуть сжала мне руку и, будто не замечая Алису, повторила:
– С левой ноги… и раз!
Я только-только поднял левую ногу вверх, как Алиса, направляясь к нам, спокойно сказала:
– Муратов, начнем с упражнений. Вторая позиция.
Я посмотрел сначала на Алису, затем на Алию. Что одна, что другая вели себя так, будто я не человек, а робот, и что мне скажут, то я и должен делать.
– С левой, – уперто повторила Махметова.
– Вторая позиция, – приближалась к нам Алиса.
– И…
– Начали…
– Раз…
Расстояние между Алисой и Махметовой сокращалось. Между ними теперь стоял только я. Алиса подошла ко мне и взяла за руку.
– Вторая позиция, – глядя в глаза Алие, спокойно произнесла она, и та резко выпустила мою руку, отходя назад.
– Он сам сказал. – Махметова скривила лицо. – Подумаешь… больно нужен. Криволапый и косой!
Неожиданно Алиса в два прыжка подскочила к Алие и схватила ее за плечи. Махметова от боли присела и, повернув голову назад, испуганно таращилась на Алису. Я увидел, как Алиса наклонилась к ее лицу и прошептала:
– В следующий раз не прощу! Иди…
Махметова от страха быстро крутила глазами, пытаясь понять, ударила ее Алиса или нет. Затем с воплем выскочила из актового зала, и было слышно, как раздаются ее крики в коридоре. Крики были одинаковыми: «Сумасшедшая! Укусила меня! Вот смотрите!»
– Ты укусила ее? – изумленно спросил я. – Опять за свое?
– Я что, дура кусать? – ответила Алиса. – Мальчишки дерутся, девчонки кусаются. Что ей кричать еще? И опусти левую ногу, предатель, стоишь как болван!
После этого случая Махметова стала меня недолюбливать и даже сейчас, лежа в снегу с задранными вверх лыжами, не хотела протягивать руку.
– Булат Серикович, – закричал я физруку, – да поставьте ей четверку! А то она вставать не хочет.
Физрук помахал палкой мне в ответ, и я, подмигнув Алие, устремился дальше, обгонять идущих впереди норвежцев и канадцев.
В яркий, солнечный зимний день, когда солнце стоит высоко, а ветер еще не дошел до нас из степей, смотреть на покрытый белым снегом Ишим открытыми глазами невозможно. Белоснежное зимнее покрывало, раскинувшееся по всей реке, блестит так ослепительно, что волей-неволей прищуриваешься, чтоб не поймать зайчиков. Снег отражает солнечные лучи, рассыпая их миллиардами мелких, поодиночке невидимых блесток и превращая всё в монолитное сверкающее полотно, от которого, если долго на него смотреть, можно ослепнуть. Яркими вспышками, играя на солнечных лучах, переливается весь окоем.
– Настя, – догнал я Шеремееву возле кафе «Ласточка» на дамбе, – дай дорогу. Спешу за четверкой!
– Если сбавлю ход, – рассудительно ответила Настя, – то я сама четверку не получу. Обгоняй, Муратов, по-честному!
– Шеремеева, – дыша ей в спину, спросил я, – а ты правда в Монголии была?
– Была, – подтвердила Настя, – папа там служил.
– Дай дорогу монгольскому лыжнику Усык-Турык-Багатуру, – закричал я, – у монголов еще ни одной награды! Обещаю: когда выиграю – все награды подарю тебе!
Настя рассмеялась:
– Усык-Ты… Нет там таких имен!
– А какие есть?
– У папы был генерал Бямбасурен.
– Дай дорогу Бямбасурену, – рассмеялся уже я.
– Пусть этот Бямбасурен сам заслужит победу, – возразила Настя. – Раз он такой хороший лыжник.
Мне понравились ответы Насти, и я решил по-честному, не включая режим «Легендарный лыжник Муратов в очередной раз доказал свое превосходство», обогнать ее. Шеремеева училась в нашем классе уже в третий раз. В первом классе ее папа с семьей поехал служить в Армению, затем они вернулись к нам в третьем классе, чтобы спустя две четверти уехать вновь, но уже в Молдавию, а после Молдавии Шеремеева, отучившись две недели, вновь уехала – теперь в Монголию. Не удивлюсь, что, когда мы придем к финишу, там ее будут поджидать мама и папа с чемоданом, чтобы в очередной раз уехать из нашего города. Из каждой поездки Настя возвращалась чуть улучшенной версией себя. В Армении она научилась слушать других так, как никто в нашей школе друг друга не слушает. Из Молдавии Настя вывезла умение понимать других, и многие стали обращаться к ней за советом, а из Монголии… Сейчас я понял, что в последней поездке Настя обрела способность убеждать. Убедила же она только что монгольского Бямбасурена обогнать ее согласно правилам? Убедила!
Я обернулся:
– Спасибо!
– Беги, – улыбнулась Настя, – получи свою пятерку.
Пятерка требовалась мне для выравнивания оценок перед окончанием четверти. Половина учителей в школе считает, что я еще не потерян для общества.
– Ведет он себя, конечно, так себе. Но зато он знает имена отца, коня и меча Македонского!
– Географически Муратов подкован. Но только географически. Да, он умеет с закрытыми глазами показывать на карте страны. Но зачем?
– По труду я ему ставлю пятерки. Но я всем ставлю пятерки!
– Я тоже. Хотя поют все ужасно.
– Рисуют еще хуже.
Другая половина учителей считает, что шанса у меня нет и весь этот маскарад с учебой пора заканчивать.
– Только «жи – ши» и «цыган на цыпочках» знает. Фазана помнит. «Иван родил девчонку…» тоже понимает. Но не могу же я в таком виде все ему преподавать!
– Сочинение, опять же, пишет. Галиматья одна. Я ему говорю: Муратов, еще раз напишешь сочинение на сорока восьми листах, читать не буду! Приносит на сорока семи. И только «жи – ши» там без ошибок. Про что? Да про себя, от третьего лица. Раздвоение личности? Нет. Он там за нами наблюдает! Вы, Светлана Ивановна, тоже есть. Пух с ним тушите.
– С математикой у него не ахти. Спрашиваю, в чем дело? Что не понятно? Все, говорит, понятно. А сам сидит, сочинение про вас, Светлана Ивановна, пишет. А там одни ошибки и вообще без пунктуации.
– Вы что, ему и русский, и литературу,