– Свидетелей исчезновения вашей подруги, – уже раздраженно пояснила женщина. – Никто ничего не видел, как сговорились. Скажите, вы надолго тут задержитесь? Мы сейчас уезжаем.

– Я не подумала, – пробормотала та, глядя на часы. – Наверное, останусь. Мне ведь нужно купить эту веревку и инструменты.

– Тогда заприте здесь все хорошенько и отключите свет, договорились? Воровать здесь, конечно, нечего, дом сгорит – не жалко, но все же…

Марфа заверила ее, что все будет сделано, как полагается. Она явно слушала мельком и думала о чем-то своем. В это время на лестнице показалась Ирма. Она поддерживала под руку слегка пришедшую в себя гадалку. Когда они спустились, в кухне весьма ощутимо запахло коньяком.

– Я отведу ее в машину, а ты собирайся! – приказала Ирма подруге. – Подожди меня!

Она вернулась через несколько минут, подавленная, недовольная. В бутылке, оставленной на столе, было еще граммов сто коньяку, и Ирма выпила их залпом, из горлышка.

– Я бы тоже не отказалась от рюмочки, – подала голос Марфа. – Вообще-то это я покупала коньяк.

– Да? – чуть смутилась Ирма. – Ну, простите.

И, не теряя времени на церемонии, обратилась к подруге:

– Нина несет какой-то бред, мне было даже страшно! Такое впечатление, будто она говорила во сне. Так тихо-тихо и очень быстро. Я прислушивалась, но различила только что-то про Люду, про то, что помочь уже ничем нельзя, что теперь нет ни одного человека, от которого зависела бы ее судьба. Что-то в том роде, что сейчас ее судьба не зависит уже даже от нее самой.

– Как это понимать? – спросила Марфа.

– Если бы я знала!

– А по-моему, она морочит вам голову, – с внезапной злостью произнесла молодая женщина. – Конечно, я не могу вам давать советов, но лучше бы вы не связывались с этой предсказательницей. Она выжрала мой коньяк и испортила всем настроение – только и всего. При желании всякий может так предсказывать!

Расстались холодно, возвращение в Москву тоже было скучным и молчаливым. Только Ирма иногда ругала себя вслух за то, что выпила коньяку, будучи за рулем, да гадалка бормотала что-то сквозь сон с заднего сиденья. Татьяна совсем извелась в ее обществе и даже толком не попрощалась, когда та, устало переваливаясь с боку на бок, вылезла из машины. Нина даже не обернулась, заходя в подъезд. Она еще по дороге сказала, что больше гадать на Люду не будет – ни даром, ни за большие деньги.

– Мне часто случается гадать на всякую уголовщину, но чтобы все происходило в режиме реального времени – такое у меня в первый раз, и мне это не нравится. Все равно что операция без наркоза, – вот что она сказала в ответ на предложение Ирмы еще раз разложить карты по приезде домой.

* * *

Дима проспал до темноты – на этот раз крепко, без мучительных сновидений, которые одолевали его в последнее время. Когда он открыл глаза, в спальне горел свет – Марфа зажгла настольную лампочку под абажуром и при ее свете смотрелась на себя в зеркало трюмо. Она сидела на пуфике в одной короткой комбинации, босая, держа в руках щетку для волос. Дима смотрел на нее минуты две, пока окончательно не проснулся, и за это время женщина ни разу не пошевелилась. Он видел ее отражение в зеркале – бледное, четко очерченное лицо, застывшие глаза, окруженные голубыми тенями, высокую стройную шею и на ней – тонкую золотую цепочку с кулоном из красного камня. В их первую ночь он спросил, что это за камень, и Марфа ответила – гранат.

– Я сама его купила как-то, не знаю почему. И денег лишних тогда не было… Он мне так приглянулся! Там была интересная продавщица, совсем девочка, но в камнях разбиралась. Она сказала, что это камень любви, гнева, пламени и страсти и в древности почитался священным. Когда я примерила кулон, гранат так и заиграл… Девушка сказала, что мы с камнем нравимся друг другу. Обычно я не слушаю подобную чепуху, но тогда мне показалось, что тут есть доля правды.

Теперь, в слабом свете лампы под красным абажуром, камень казался черным и непрозрачным. Неподвижность Марфы завораживала и вместе с тем отчего-то пугала Диму. Он видел, что его подруга унеслась мыслями очень далеко и вряд ли видит свое отражение в зеркале. Он окликнул Марфу, и та медленно, как во сне, повернула голову.

– Что с тобой? Мне показалось, ты спишь сидя. Который час?

– Скоро десять.

– Это что же – я проспал весь день? – Он схватился за голову – та внезапно отяжелела и разболелась. – Господи! Хотел же идти в милицию!

– Сходишь завтра. – Марфа снова отвернулась к зеркалу. – Я видела в Александрове твою мать и с нею еще двух женщин. Одна – та самая гадалка.

– Она теперь и туда ее таскает?! – Дима резко сел, свесив ноги с постели. – Этому надо положить конец! Я уверен, что отец не в курсе! Он бы такого не потерпел!

– Так скажи ему, – равнодушно предложила Марфа, продолжая любоваться своим отражением. – Я поняла, что они приезжали туда на какой-то сеанс. Вольному воля, но твоя мама может стать жертвой шарлатанки. И эта ее подруга тоже.

– Такая синеглазка, рот сердечком? С виду – ангелочек, а язык острый? Это Ирма. Всегда считал ее разумной бабой, пусть и занудой. Надо же – тоже сдурела! Ты-то, надеюсь, не веришь в эту чушь?

– Я ни во что не верю, – твердо сказала Марфа, вставая с пуфика и включая верхний свет. От неожиданности Дима зажмурился. Когда он открыл глаза, Марфа уже надела свой любимый атласный халатик с китайской вышивкой. – Или точнее – верю в то, что можно измерить. Участок я измерила, веревки по межам натянула, провозилась до темноты, сломала два ногтя, когда тесала эти колышки. Завтра же с утра найму рабочих. Пока хватит двоих. Попрошу кого-нибудь из московских знакомых с машиной, заберем их с обочины, с «рабского рынка», и в полдень они уже будут копать. Жаль, придется сюда вмешивать чужого человека, но делать нечего. Таксист арбайтеров может не взять, а свою машину я перед отъездом в Германию продала.

– И все это ты провернула, пока я дрых! – с невольным уважением заметил Дима. – Это хорошо, но… Не слишком ли ты спешишь?

– В чем дело?! – Ее глаза гневно сузились, как бывало всегда, стоило чем-то помешать ее намерениям. Эту черту характера Дима отметил уже давно. – Мы же договорились! Чего ты боишься? Расходы я беру на себя, если возмутятся соседи – шум там или еще что, – я сама разберусь. Можешь вообще туда не являться, если тебе лень! Не переживай, я тебя не ограблю!

– Не в этом дело. Люда…

– Что – Люда? – Теперь Марфа почти рычала от раздражения и была в этот миг очень похожа на красивое разъяренное животное. – Люду я тоже не ограблю! Мы же компаньоны, черт подери! За кого ты меня принимаешь?!

Она разозлилась не на шутку, и Диме еще пришлось просить прощения – иначе не стоило и мечтать о чашке кофе, в которой он отчаянно нуждался. Наконец Марфа сменила гнев на милость, и даже накормила его ужином. Яблочные оладьи, которые за пятнадцать минут появились почти из ничего, восхитили и покорили Диму, и он примолк, старательно посыпая их сахарной пудрой и один за другим отправляя в рот – кроме всего прочего, он еще и ужасно проголодался. Марфа стояла у плиты и обрачивалась лишь затем, чтобы передать ему новую порцию. Лицо у нее было замкнутым, серьезным, и думала она, казалось, вовсе не об оладьях.