Назначение быстро принесло ему земли и титул, после чего Уильям начал формировать собственное окружение и рыцарскую свиту. Статус Маршала означал, что он должен практически постоянно находиться при дворе. Прежний господин Уильяма, молодой король, предпочитал экстравагантный стиль жизни, но также постоянно ощущал тяжесть долгов. Королевская роскошь оставила излишества его покойного сына в тени. Генрих II жил в величии, окруженный сотнями угодливых придворных, каждый из которых жаждал милостей и продвижения по карьерной лестнице. Будучи закаленным воином, Уильям Маршал поднялся на вершину рыцарской «турнирной таблицы». Теперь вопрос заключался в том, сможет ли он приспособиться к новому окружению, найти свое место в анжуйском королевском дворе.

АНЖУЙСКИЙ КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР

Двор Генриха II оказался большим передвижным цирком. Столкнувшись со сложнейшей задачей управления обширной Анжуйской империей, расположенной по обе стороны Канала, старый король решил не объявлять какой-то один город своей столицей. Вместо этого он стал «странствующим» монархом, постоянно объезжающим свои владения. Он управлял своим двором и демонстрировал королевское могущество в провинциях. Не имея стабильного центра власти, правительство – вся громоздкая машина управления – обычно следовала за монархом. Двор «раздулся» от армии чиновников, клерков, слуг, сопровождающих лиц, вассалов и баронов. Это был самый крупный институт такого рода в Европе. Для перевозки двора через Канал требовалось пятьдесят кораблей. Один придворный сравнил его со «сторуким великаном», заявив, что «о таком дворе никто не слышал в прошлом, и ничего подобного не может появиться в будущем».

Уильям имел некоторый опыт пребывания при дворе – все же он много лет провел рядом с молодым королем, но новые масштабы и постоянная хаотичная суматоха не могли не сбивать с толку. Маршал также был потрясен великолепием королевских резиденций, где он мог наслаждаться удобствами, немыслимыми для обычных людей. Древней резиденцией королевской власти в Англии был Винчестер, и в его дворце находились личные покои короля. Там он возлежал на королевской кровати и принимал избранных посетителей. Говорят, на одной стене этой комнаты была фреска с изображением орла, разрываемого четырьмя отпрысками, – намек на блудных сыновей Генриха.

Более новым был королевский дворец в Вестминстере. Его центром являлся Большой зал, построенный в конце XI века, – его длина составляла 240 футов (73,2 метра). Это был самый большой зал в Северо-Западной Европе. Большинство королевских построек в Вестминстере сгорело при пожаре 1834 года, но Большой зал сохранился до сегодняшнего дня, и его размеры не могут не впечатлять. Генрих II использовал и другие дворцы, коих было немало в его владениях. Его любимой резиденцией в Нормандии было поместье в Кевийи – на противоположном от Руана берегу Сены. В нем даже имелись свои охотничьи угодья. Еще был дворец в Кларендоне (Уилтшир), крыша которого поддерживалась колоннами из пурбекского мрамора, а стены были выкрашены в синий цвет измельченным лазуритом, привезенным из Афганистана.

В XII веке в Европе имел место переход от деревянного строительства к каменному. Это принесло многочисленные новые возможности, в том числе появились камины и дымовые трубы, что было намного эффективнее, чем центральные очаги и бесчердачные крыши. Но только каменные постройки обходились во много раз дороже своих деревянных предшественников. Только король и самые богатые люди королевства могли себе их позволить. Сохранившиеся записи показывают, что, к примеру, в конце XII века охотничий домик в Кинвере, что в центральной части Англии, стоил чуть больше 24 фунтов. А каменная башня Генриха II в Оксфорде, в которой была личная королевская спальня с индивидуальной уборной, обошлась в 1000 фунтов. Великая Башня в замке Дувра, в которой была проведена трубопроводная система и пресная вода подавалась в помещение по свинцовым трубам из колодца, выкопанного до глубины больше 100 футов (ее строительство как раз завершилось, когда Уильям поступил на службу к старому королю), обошлась в 6500 фунтов.

В таких роскошных жилищах Маршал вкушал лучшую еду и напитки, предавался изысканным развлечениям. Не обходилось и без экзотики – журавлей, лебедей и павлинов. Уровень потребления был чрезвычайно высоким. Согласно королевским счетам, в 1180 году двор в Лондоне потребил 1000 фунтов одного только миндаля. Уильям и его «коллеги»-придворные пили большое количество пива и вина, причем последнее доставлялось в гигантских деревянных бочках, вмещавших 252 галлона (1144 литра). Современник отметил, что английское вино можно пить, только закрыв глаза и стиснув зубы, так что придворным Генриха II повезло: аквитанские поместья короля давали ему доступ к знаменитым виноградникам Бордо и Пуату.

Странствующий анжуйский двор привлекал менестрелей, музыкантов и рассказчиков, с удовольствием услаждавших слух толпы повествованиями о подвигах короля Артура и его рыцарей. Менее достойные развлечения тоже были всегда доступны. Один придворный отметил, что за двором Генриха всегда следовали всевозможные прихлебатели – от проституток, игроков в кости и фокусников до цирюльников и клоунов. Знаменитый шут Роланд Пердун прославился тем, что мог высоко подпрыгивать, свистеть и пускать ветры одновременно. По крайней мере, в Англии и Нормандии за придворными проститутками тщательно следили. Ранульф де Брок и Балдрик Фицгилберт занимали должность «смотрителя шлюх» в этих двух местах.

Жизнь Уильяма Маршала при дворе была также необычна тем, что, как правило, продолжалась ночью, в темное время суток. В XII веке большинству людей приходилось ограничивать активную деятельность дневными часами, поскольку восковые или сальные свечи были слишком дороги, чтобы жечь их каждый день. Анжуйский двор расходовал необычайно большое количество свечей, и каждый придворный получал фиксированное содержание. Об этом упоминал Вальтер Мап, утверждая, что придворные Генриха II – «ночные создания». Он ссылался на их самые мерзкие привычки и обличал их как людей, которые ничего не оставляют нетронутым и неиспробованным.

Жизнь при дворе

Анжуйский двор предложил Уильяму много роскоши, восторгов и искушений, но одновременно это было место далеко не безопасное, ведьмин котел сплетен, интриг и двуличности, где ошибочный шаг или неверно подобранное слово могли грозить крахом. Один придворный даже сравнил его с адом, кишащим червями, змеями и всякого рода ползучими тварями. Предметом всеобщего вожделения был доступ к королю, его милости, поскольку королевское покровительство могло в одночасье изменить жизнь человека. Прецедент Томаса Бекета показал, что Генрих II умеет превращать никому не известного человека, причем низкого происхождения, в богатейшую и влиятельнейшую личность. Теоретически, по крайней мере, двор был разделен на отдельные слои, из которых только элитный внутренний слой, на краю которого теперь находился Маршал, имел регулярные контакты с королем. Но тревожной чертой анжуйского двора была его непредсказуемость. Его размер, постоянное движение и непрерывная смена персонала делали двор, по словам Вальтера Мапа, «гибельным водоворотом… волнующимся и изменчивым». В нем было невозможно запомнить имена и должности каждого.

Главной задачей Уильяма в 1186 году было выделение самых важных игроков – больших вельмож и священнослужителей, значимых клерков и чиновников. И двигаться он должен был с большой осторожностью. На рыцарских турнирах от него ждали соответствия кодексу рыцарства. Теперь успех зависел от его способности интерпретировать и впитывать неписаные правила двора, в точности исполнять правила courtesie (этикета, или, если дословно, «как вести себя при дворе»). Представители высших эшелонов анжуйского двора, как правило, имели или рыцарское, или церковное прошлое. Будучи представителем класса воинов, Уильям обладал некоторыми естественными преимуществами. Его признанный статус preudhomme – человека благородного, достойного уважения – склонял чашу весов в его сторону. К тому же во времена военных конфликтов он мог храбро и решительно сражаться, тем самым подтвердив свой статус. Это будет особенно важно в сумятице последних лет правления Генриха II. Но даже если так, главные придворные ценились прежде всего не за физическую силу или храбрость, а за взвешенные дельные советы, касающиеся управления государством. Чтобы обеспечить уважение Генриха, Маршал должен был доказать свою полезность в качестве советника и доверенного лица. Идеалы движения courtesie в 1180-х годах означали, что для достижения этой цели Уильяму следует быть невозмутимым и всегда держать в узде свои чувства. Излишние проявления эмоций, особенно гнева, на людях считались признаком неуравновешенности и нетерпеливости. Поэтому любой совет, данный таким человеком, его недруги всегда могли назвать неразумным или поспешным. В борьбе за благосклонность короля соперники часто старались провоцировать неосмотрительность оскорблениями, завуалированными или прямыми, в надежде вызвать вспышку гнева. Неудивительно, что рыцари – горячие головы, рожденные для войны, – далеко не всегда могли себя контролировать. У Маршала был опыт общения с властями предержащими. Все же он был чемпионом турниров и еще с 1170-х годов поддерживал знакомство с такими значительными людьми, как Филипп Фландрский и Теобальд Блуаский. А скандал 1182 года познакомил его с придворными махинациями. Но ничто не могло подготовить его к масштабам и сложности вызовов, с которыми он сейчас столкнулся. Тем не менее со временем он научился передвигаться по зыбкой трясине придворных обычаев, политики и интриг и в конце концов оказался довольно успешным придворным. Оказалось, что он обладает редкой способностью процветать и в военное время, и в мирное. Судя по всему, постепенно он приобрел нечто вроде эмоциональной брони, позволявшей ему всегда сохранять невозмутимость на людях. Умение постоянно демонстрировать ледяное спокойствие впоследствии ему здорово помогло.