Фулкром положил ладонь ей на руку, и она вдруг застыла. Ей, в общем-то, нравилось и даже было приятно, что его рука лежит на ее руке; просто никто не касался ее вот так – нежно, мягко… уже многие годы.

– Извини, – сказал он и убрал руку. – Тебя втянули в этот проект против твоей воли, я знаю, но я ничего не могу с этим поделать. В моих силах лишь помочь тебе поскорее привыкнуть – это моя работа.

– Вы поэтому такой терпеливый? – спросила она. – Потому что это ваша работа?

– Работа работой, но и никаких причин обращаться с вами как с грязью у меня нет, ведь так? Вряд ли вы будете мне доверять, если станете меня ненавидеть. – И добавил: – Кроме того, у меня ведь тоже нет выхода. Если мы с вами не исхитримся и не поймаем Шалев, император велит меня казнить.

Лан была потрясена и не смогла скрыть этого.

Фулкром продолжил:

– Он сам дал мне это понять, причем весьма откровенно. Мне поручено держать под контролем анархистов, а заодно приглядывать за вами. Так что ваша неудача – это моя смерть.

– Просто вы проводите со мной столько времени, с Вулдоном и Тейном куда меньше.

Они с Фулкромом уже имели беседы, которые длились по нескольку часов: говорили обо всем, о городе, о жизни вообще, но никогда о себе в частности. Непохоже, чтобы у следователя вообще была другая жизнь, кроме работы.

– Иногда и им везет, – улыбнулся Фулкром.

Они еще долго стояли у окна в дружеском молчании, наблюдая, как вернулся подводный гигант и как затем ушел в сторону открытого моря, где над горизонтом уже заклубились темные тучи.

Наконец среди них мелькнула молния.

Не обращая внимания на удобные и широкие деревянные диваны, расставленные вдоль стен, Рыцари нервно расхаживали из угла в угол. В камине горел огонь, пол украшала мозаика из красных, черных и зеленых плиток. Эта комната со стенами из красного кирпича и низким потолком располагалась прямо позади платформы над одной из площадей третьего уровня города.

С нее во время специально устроенной церемонии Рыцарей должны были представить жителям города, и Лан нисколько не нравилась эта затея. К чему все это? Только она научилась вкладывать свое недовольство сложившейся ситуацией в борьбу с преступниками и почувствовала себя лучше, оттого что может делать добро, и вот, пожалуйста, из них строят каких-то суперзвезд.

Наверняка это затея Фулкрома. Он ведь любит все планировать и шагу не ступит без определенной цели, а его преданность своему делу и профессионализм начинали ее потихоньку раздражать.

«Ну ладно, он меня интересует. Ну и что с того?» Ничего хорошего из этого все равно не выйдет – и не может выйти. У нее уже сто лет не было ни с кем отношений, да она и не сможет открыться никому, даже представителю другого вида. К тому же она знала, что у них не может быть детей, и это обстоятельство снимало обычную остроту человеческо-румельских отношений, по крайней мере для нее, но вот как с ним? «Так, женщина, хватит. Можно подумать, ты с ним уже спала». И она прогнала мысли о личном. «Все равно из этого не выйдет ничего, кроме боли».

Тейн расхаживал по комнате, улыбаясь от уха до уха, и явно не мог дождаться момента, когда их наконец выпустят к публике.

– Помню, в прежние времена мне тоже приходилось таким дерьмом заниматься, – проворчал Вулдон. – Постепенно привыкаешь. – Руки он держал сложенными на груди, как обычно. Проходя мимо религиозной картины на стене, он на миг замедлил перед ней шаг и посмотрел на нее невидящим взглядом. «Тяжело ему, наверное, – подумала Лан, – заново переживать свое прошлое».

Если верить Фулкрому, император Уртика сам поддержал эту рекламную кампанию с целью познакомить широкую публику с Рыцарями. Рев толпы за стенами все нарастал. Впечатляет, сколько народу захотело взглянуть, из-за чего столько шума, подумалось ей. По пути сюда она не раз видела плакаты, на которых художники изобразили их троих, стоящих на фоне города. Листовки с воззваниями: «Встречайте наших героев», «Борьба с преступностью» и «Спасем Виллджамур от террористов» – раздавали собравшимся солдаты городской стражи. Барды и поэты, расставленные в ключевых точках на пути к ирену, уже пели песни о них и слагали стихи, чтобы подготовить публику к встрече с ними.

Вдруг Лан увидела, как Тейн обернулся в сторону закрытой двери; чутье его не обмануло, дверь вскоре распахнулась, вошел следователь Фулкром в парадном инквизиторском плаще, а за ним в комнату ворвался многоголосый шум толпы. Улыбаясь, он весело сказал:

– Ну, пошли, пора.

Лан бросила взгляд на Вулдона; тот, вздохнув, сказал:

– Что ж, пойдем, сыграем в шараду.

Фулкром вывел их на ту часть балкона, которая была скрыта от взглядов пурпурными знаменами. Из-за тканевой завесы до них доносился голос императора:

– Преступность столь тяжким бременем легла на плечи городской стражи и Инквизиции, что нам пришлось призвать новых лиц для служения городу, – и только взгляните, что это за лица. Они уже посадили за решетку двадцать злоумышленников и спасли не менее тридцати жизней…

Лан толкнула Фулкрома в бок и зашептала:

– Не помню, когда это мы такое сделали? Это ведь неправда.

– Конечно неправда, – криво усмехнулся следователь. – Просто император любит хорошенько разогреть аудиторию.

– Хм.

– …Кроме того, – продолжал император, – эти люди – новый шаг в развитии технологий нашего города. Граждане… – Он сделал многозначительную паузу.

– Сейчас пойдете, – шепнул Фулкром.

– …представляю вам Рыцарей Виллджамура.

Лан, Тейн и Вулдон вместе шагнули из-за пурпурного стяга навстречу толпе. Кстати показавшееся солнце отражалось от тысяч мокрых крыш, слепило глаза, стреляло длинными искристыми лучами. Под ними ревела, кричала, свистела и хлопала огромная толпа – люди сидели на стенах между зубцов, свешивались из раскрытых окон. Лан, не ожидавшая столь шумного приема, даже замешкалась. Зато Тейн и Вулдон были, похоже, в своей тарелке.

Император, во всем блеске парадного костюма, отошел в сторону, приветствуя их аплодисментами и жестом приглашая подойти поближе к перилам, чтобы любопытная толпа могла их как следует рассмотреть.

Тейн и Вулдон первыми шагнули к краю балкона, вызвав своим появлением восторженные ахи ближайших зрителей, и Лан неохотно последовала за ними. Перед балконом, насколько хватало глаз, колыхалось серо-коричневое море облаченных в водонепроницаемые теплые одежды горожан. Край толпы терялся за горизонтом. Но вот из толпы понеслись крики с просьбами показать какой-нибудь фокус, полетать, сделать еще что-нибудь.

– Лан, может, попари́шь для них немного? – сказал Фулкром, жестом предлагая ей выйти вперед.

Нехотя она шагнула на перила балкона и с них вперед, в пустоту, а потом сразу назад, – замедленно, с шиком, раскинув для равновесия руки, – и когда она уже снова стояла на твердом полу, в толпе восторженно засвистели и зааплодировали.