«Брось его здесь, – промелькнула в моей голове мысль. – Как ты думаешь, далеко ты уедешь, если посадишь его позади себя?»

И все же я на скаку опустил руку. Он каким-то чудом ухватился за нее и в следующий миг уже сидел позади меня.

– Спасибо! – прошептал он.

– Высвободи правую руку, – приказал я ему, и на этом наш разговор закончился. Даки нагоняли нас, и, когда мой конь выбился из сил, мы были вынуждены остановиться и принять бой. Я убил одного врага, размахнувшись свободной рукой, выбил из седла другого, чем отбил у оставшихся желание преследовать меня дальше. Отпустив в наш адрес пару презрительных воплей, даки предпочли отойти к сожженному лагерю. Я же вновь пришпорил моего взмыленного коня и гнал его до тех пор, пока мы не догнали наш отряд.

– Извини, – пробормотал легионер, что сидел теперь верхом на лошади трибуна. Я не сдержался и ударил его шишкой щита, во второй раз сбросив с седла в грязь.

– Мы бросим тебя здесь одного! – прорычал я. – Точно так же, как ты бросил трибуна.

– Оставь его! – рявкнул центурион. – Когда мы вернемся в Мог, его ждет хорошая порка, это я обещаю. А пока давайте снова в путь. Секст, верни трибуну его лошадь. Сам можешь сесть вторым к любому, кто согласится принять труса.

– Ничего, он может ехать вместе со мной, – возразил трибун. С этими словами он соскользнул с крупа моего коня и протянул руку лежащему в грязи легионеру, который был готов вот-вот расплакаться. – Не переживай, я заступлюсь за тебя перед легатом. Тебя не высекут.

– А по-моему, это пошло бы ему только на пользу, – проворчал я, вставляя меч в ножны. – Ты слишком с ним нянчишься, трибун.

– Возможно. – Трибун обвел взглядом центуриона, его заместителя и остальных солдат. – Но сейчас нам некогда это обсуждать. Потому что, сказать по правде, я предпочел бы уехать отсюда как можно дальше и, главное, как можно быстрее. Так что давайте-ка поспешим назад, в наш Десятый легион, и доложим начальству, что даки бунтуют.

Плотина

Императрица Рима пребывала в дурном расположении духа. Прошел целый час, а два ткацких станка, стоявших бок о бок, так и не слились в едином ритме. Ее собственный челнок гладко сновал туда-сюда – вжик-вжик, вжик-вжик. Второй челнок то и дело замирал во время движения. Вжик-пауза-вжик. Вжик-пауза-вжик.

– Ритм, Сабина, – строго сказала императрица уже в четвертый раз. – Постарайся войти в ритм. Ты же постоянно отвлекаешься.

– А? Ты что-то сказала? – С этими словами жена Публия с зевком продела челнок между нитями основы. – Может, нам лучше пойти на прогулку? Такой прекрасный день! Стоит ли проводить его сидя в четырех стенах, согнувшись за станком? – Сабина с тоской бросила взгляд на окно, которое императрица распорядилась прикрыть ставнями, как только невестка вошла в дом.

– Чтобы навредить самой себе? – возразила Плотина. – Стоит выйти на улицу, как кожа тотчас покроется загаром. И что тогда скажут люди?

– Вот уж не думала, что кому-то интересно, какая у меня кожа!

Плотина покосилась на молодую женщину, которая должна была стать для нее почти как родная дочь, но почему-то не стала. Нет, не похоже, что она насмехается над ней. Да и как можно насмехаться над императрицей Рима? Такая дерзость исключается.

И все же Вибия Сабина не оправдала ее надежд. Не о такой жене для своего дорогого Публия она как мать мечтала. Например, посмотреть на сноху сейчас: босиком, без украшений, волосы распущены по спине, как у простой девчонки, руки, вместо того, чтобы ритмично следовать за челноком, как будто играют в какие-то свои игры. Стоит ли удивляться, что полотно выходило из ее станка неравномерно плотным. А после того, как Плотина помогла ей начать новую работу – плащ для дорогого Публия, предупредив сноху, что если та хочет, чтобы вещь была готова вовремя, нужно работать ежедневно, эта лентяйка умудрилась не прикасаться к работе до самого сегодняшнего утра! Вот они, современные женщины! Впрочем, в девушке императрицу раздражало не только отсутствие усидчивости и усердия…

– Мне наконец-то удалось заполучить экземпляр книги этого греческого поэта, о котором все только и говорят, – радостно произнесла Сабина. – Думаю, Адриан будет доволен. Хотя подозреваю, что поэт ужасен. Сегодня за обедом мы наверняка разорвем его книгу на отдельные листки, зато у Адриана появится повод в очередной раз пожаловаться на то, куда катится наше общество и как измельчали вкусы римлян!

Плотина нахмурила брови. Опять эта поэзия! Что поделать, если ее сын всегда питал слабость к стихам. Нет, конечно, и от поэтов есть польза, по крайней мере для бездельников, однако будущему императору Рима не к лицу тратить драгоценное время на такую безделицу, как стихи.

– На твоем месте, моя дорогая, вместо греческих поэтов я бы привила ему вкус к риторике. Твоего мужа и так уже за глаза в сенате называют греком. Не к чему давать его недругам новые поводы.

– А как вообще можно насильно привить Адриану вкус к чему бы то ни было? – спросила Сабина.

– Умная жена всегда может повлиять на мужа.

– Боюсь, мне для этого не хватит ума.

Это, разумеется, была ложь, и Плотина это отлично знала. На последнем придворном банкете Сабина примерно целый час с серьезном видом рассуждала о положении Рима, что было бы только на пользу дорогому Публию, если он хочет примерить императорскую тогу. Увы, красноречие снохи предназначалось какому-то престарелому другу ее отца. Ничтожеству! А ведь на банкете присутствовали и губернаторы, и сенаторы! То есть самые что ни на есть полезные люди, которых она, Плотина, пригласила на банкет не просто так, а с далеко идущими целями.

– С ним было интересно, – пожала тогда плечами Сабина. – В отличие от остальных.

Юнона, дай мне терпения! Эта девчонка способна кого угодно вывести из себя. Ну да ладно. Плотина не затем без приглашения явилась в дом к снохе, чтобы раздражаться по поводу ее ткачества и странных суждений в отношении гостей на пиру. Она принесла с собой весть, и какую!

– Когда наш дорогой Публий вернется сегодня утром? У меня для него сюрприз, который, как я полагаю, доставит ему куда большее удовольствие, нежели все эти греческие вирши вместе взятые.

– Я не слежу за тем, когда он уходит и когда возвращается. Не хочешь вина?

– Я не пью вина, и тебе давно пора это запомнить. А вот от ячменной воды не откажусь. И дай же мне взглянуть на руки вон той рабыни, ну да, так я и думала. – Плотина нахмурила брови. – Иди, почисти ногти, прежде чем принесешь нам кубки. Вибия Сабина, я не знаю, где ты берешь своих горничных! О боги, какое тупое, неуклюжее создание!

– Эта попала сюда из дома терпимости на Авентине, – пояснила Сабина, когда девушка вышла из комнаты. – Я предложила ей сменить род занятий. Пока у меня нет к ней особых нареканий, ну разве что иногда она путает кубки.

– Ты это серьезно? – растерянно заморгала Плотина.

– Но разве не вы говорили мне, что долг каждой римской матроны помогать несчастным?