На первый же взгляд звонарке показалось, что торговцев стало меньше. Хотя вся площадь, как и в прежние времена, была занята ими, но повозки стояли реже, некоторые лавки, что окружали тележное торжище рядами-улицами, оказались запертыми, зато покупателей набежало не меньше, чем обычно, а то й больше, и с учетом недостатка продавцов торговля шла бойко. В огромных двуручных корзинах кудахтала птица, в мешках хрюкали встревоженные близостью Погани поросята, и только привязанная к набитой сеном повозке пара белых коз флегматично сдергивала с нее пук за пуком недавно скошенной на окраине Пущи травы.

Перед тем как врезаться в галдящую толпу, Джейса нахмурилась, сдула со лба непослушную прядь и переместила сумку с бедра на живот, споро вытащив из нее узелок с кристалликом соли, который тут же скрылся в вырезе старого платья. Кошелек остался на поясе, но подаренные в Храме медяки загодя были зажаты в левой ладони. Постояв на радость айским стражникам несколько секунд у караульной будки, Джейса решительно двинулась к центру торжища, где несколько скамских мастеровых сколачивали из крепкого бруса помост для будущего празднества.

Не стала девушка менять всегдашней привычки Шарба – обойти следовало все торжище, двигаясь по спирали от центра, потому как если даже не собираешься ничего покупать, то нигде больше в Айсе не узнаешь столько новостей и нигде не сумеешь встретить сразу столько знакомцев за день. Так Джейса и поступила, и уже довольно скоро нашла для себя увлекательное занятие, которое захватило ее почти без остатка, – она стала мечтать о будущих покупках.

В рядах сапожников присмотрела удивительные сапожки из тисненой и крашеной кожи, у скорняка пощупала выбеленный и расшитый полосками меха кожушок из шкуры желтого волка. В длинном ряду торговцев тканями приметила отрезы тонкого льна и прозрачной бязи. Накинула на плечи один за другим с десяток платков, пошелестела лентами, погладила светящиеся стекляшки бус, открыв от восхищения рот. Почти час рассматривала амулеты и обереги, не меньше получаса вдыхала благовония и любовалась зеркальцами да мазями для лица. А уж когда пошли ряды со снедью и лакомствами, неожиданно для себя самой начала перекидываться с продавцами шутками да присказками и тут же отламывать, отщипывать, откусывать, просто бросать за щеку малую толику от того сладкого, соленого, копченого, жареного, сушеного и прочего великолепия, которое оглушало восхитительными ароматами и заставляло сглатывать, сглатывать и сглатывать слюну.

Время понемногу текло, серое холодное небо над головой, которое вот-вот грозило осыпаться пухом первого снега, неожиданно посветлело, и в разрыве тающих облаков показалось солнце. Джейса все-таки купила себе чулки из козьей шерсти, перекинулась острыми словечками уже с десятком айских знакомцев, заставив каждого из них удивленно приподнять брови, давно избавилась от голода и даже перестала складывать сладости и угощения в потяжелевшую суму, когда ее грубо дернули за руку.

Девушка обернулась и увидела высокого парня в черной поддевке и кожаном нагруднике, проклепанном бронзовыми бляхами. На поясе у него висел короткий меч – то есть он был горожанином. Иноземных купцов и их челядь с оружием даже внутрь слободской стены не пускали. Зло скаля зубы, мечник осмотрел и ощупал сначала одну руку Джейсы, затем другую. Она уже нахмурила брови и обернулась в сторону караульной будки, чтобы окликнуть стражу, но из толпы появился еще один горожанин, отличающийся от первого только заросшей редким волосом прыщавой физиономией и, поморщившись, с бранью потащил того прочь.

– Да нет у нее перстня! Это ж звонарка! Ее в Верхнем городе всякий знает. А уж если щупать собрался, так не за то ухватился!

Джейса прикусила губу, но внезапно подумала, что самым неприятным в только что произошедшем с нею было как раз упоминание, что она – звонарка. И осознание этого взбесило ее еще больше. Она даже остановилась у торговца ножами, которые единственные были допущены к торговле из всего, что могло резать и колоть: оружием торговали, как правило, только айские оружейники в собственных лавках да пришлые на специальном торжище в Диком поселке. Но оставшихся трех медяков не хватило даже на самый простенький ножичек.

«Прижимистые больно эти храмовники, – зло прикусила губу Джейса. – Приодеться посоветовали, а меди отсыпали, что и на чулки едва хватило!»

Впрочем, она вскоре успокоилась, потому что за два медяка все-таки купила глиняную фляжку, обшитую холстиной. Пробкой ей служила обычная кукла-затычка с грубо нанесенным лицом, вырезанная из коры болотной ивы, зато горлышко было широким, так что осколок соли непременно должен был пройти. Джейса тут же за последний медяк наполнила фляжку терпким цветочным вином и хотела уже облизать и опустить в вино осколок, но вспомнила, что так и не спросила Хельда, как долго будет действовать напиток, и ограничилась тем, что загодя смочила снадобье слюной.

Солнце начало пригревать совсем уже не по-осеннему. В центре торжища весело стучали топоры и молотки, жужжали пилы, сума оттягивала плечо грузом сладостей и лакомств, в руке бултыхалась фляжка с почти готовым заветным напитком. Долгожданное счастье замерло в каком-то шаге или в сотне шагов, надо было только разыскать его в толпе и сделать своим, забрать его, захватить, заполучить полностью и без остатка на год и на всю жизнь.

Джейса даже закрыла глаза, представляя, как она откупорит фляжку и протянет Рину Олфейну, чтобы он смочил горло, когда почувствовала чужие пальцы на собственном поясе. Кто-то пытался распустить завязки на ее пустом кошельке. Конечно, пустым он не был, Джейса еще с утра насыпала в холщовую пустоту горсть глиняных черепков, дабы не смущаться худобой потертого мешочка, но именно теперь кто-то пытался обворовать посреди айского торжища уже почти госпожу Олфейн!

Джейса стиснула зубы, поймала маленькую ладонь и вывернула ее от себя. Раздался хруст пальцев, мальчишка-оборвыш взвыл у нее под ногами, но дочь звонаря даже не посмотрела на несчастного, ей нужно было отыскать суженого. Отталкивая неповоротливых горожанок с корзинами и наступая на ноги сопровождающим их степенным горожанам, она пошла по последнему кругу. Миновала лавки менял, сдвинула в сторону двух крепких скамов, что с тусклыми лицами переминались с ноги на ногу в немалой очереди перед входом в Кривую часовню, прошла вдоль навесов медников и горшечников, не забывая выглядывать Олфейна между шатрами и подводами, и наконец попала в проход между телегами и тачками, груженными вязанками дров, и навесами кузнецов, половина из которых ютилась уже не на торговой площади, а на задах собственных хозяйств и мастерских.

Народ здесь уже не толпился, потому как дрова брали с другой стороны. У кузнецов и товар был дороже, и покупать его предпочитали после обстоятельного разговора где-нибудь за темной занавесью, где можно было без опаски распустить тугой кошель, набитый серебром, а то и золотом. Зато возле притянутых цепями к столам и брусьям мечей, копий, топоров и прочей опасной утвари сновали вездесущие мальчишки. Тут же под отдельным навесом дымился вар и восседал дозорный делатель из магистрата, дабы содрать с каждого покупателя оружейную подать да надежно опечатать клинок, наконечник или рубило топора на время пребывания его нового владельца в славном городе Айсе.