– Я рада. Но я говорю об этом сейчас еще и по другому поводу… ты упоминал о позоре, о том, что не выполнил обязанностей… что ты так считаешь…

– Но я действительно их не выполнил!

– Может быть, – признала она. – Да, господин, возможно, ты не выполнил обязанностей, и даже не раз.

Кентаро взглянул на нее уже без румянца. Эта девушка была с ним… откровенна! Она не старалась его утешить, совсем наоборот – описала ситуацию так, как она ее видит. Подвел, не смог, не выполнил? Да, и что? С каждым может случиться. Даже с Духом!

– Но я знаю, что ты чувствуешь, – продолжала она, – потому что и я не раз допускала промахи. Ты потерял госпожу, не смог ее защитить… а я теряла пациентов, ох, много раз! Иногда просто не удается кого-то спасти! Иногда мы ошибаемся… потому что нет другого пути. Я понимаю это, господин Кентаро.

Он улыбнулся. Просто улыбнулся. Мэйко была права, а он, казалось, много лет ждал именно этих слов. Да, он подвел! А что, кто-то другой в его ситуации выполнил бы задание?

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо за то, что ты только что сказала. Да, я подвел. Но сейчас… сейчас я выполню задание. Спасу господина Конэко. И весь род Нагата.

Он сжал ладони на Алом Клинке так, что они побелели.

– На этот раз я точно не подведу, – шепотом поклялся он.

– Ты не подведешь… и вернешься сюда… с господином Конэко?

– Да. – Он посмотрел на нее. – Я вернусь!

Она улыбнулась.

– Я буду ждать. Может быть, мы снова увидим того карпа?

Он улыбнулся ей в ответ. И они ничего больше не сказали друг другу.

А на следующий день Кентаро уехал на запад вместе с Хаяи.

Он не помнил дороги, путешествия… не знал, как тут оказался. Мгновение назад его окружали пламя и кровь. Он видел гибель воинов отца, самураев придворной гвардии, безжалостно порубленных старушкой. А потом тепло, жар, огонь – все это исчезло, сменившись влагой и мглой. Воин в коричнево-зеленом кимоно болезненно схватил его за плечо, втащил в воняющую тухлятиной хибару и швырнул в угол, как тряпку. Конэко остался один.

Плакал он совсем недолго, быстро вспомнив, что является не только ребенком, но и наследником великого клана. Больной или нет, он должен был переносить плен с достоинством.

А что он оказался в плену – об этом догадался быстро.

Шло время, а он все кружил по дому. Пока что боялся выходить, хотя никто за ним и не наблюдал. Какое-то время он даже думал, что о нем забыли. Однако позже принесли еду – затхлую воду и рисовые шарики. Мальчик съел их с аппетитом.

Он не выглядывал наружу, но впечатление было такое, что в этом месте стоит постоянная, липкая от тумана ночь.

В конце концов, однако, после третьего приема пищи, что приносил ему молчаливый ронин, он набрался смелости и выглянул из дома.

Это была деревня. Деревня, расположенная на дне глубокой долины. Конэко видел, как каменные стены вздымаются высоко вверх – серо-черные, поросшие зеленью мха. Его домик находился близ текущей по долине речки, но были и другие строения, столь же темные, неухоженные и мрачные, как и то, в котором он сейчас находился. Где-то там во мраке крутились фигуры в кимоно, воины с соломенными шляпами на головах, – но были и другие существа, сгорбленные уродливые люди, исполнявшие тут, видимо, роль слуг.

Конэко чувствовал, что находится в одном из селений клана Змеи. Однако смертельный враг его рода, если бы хотел того, сразу бы расправился с мальчиком. Значит, враги имели в отношении него какие-то планы. Какие?

Он прошел мимо какого-то костра и осознал, что воины Змей даже не стараются присматривать за ним… а это значило, что они знали – для мальчика нет возможности бежать отсюда. Видимо, он находился очень далеко от дома, если они были столь крепко уверены, что Конэко не сможет вырваться отсюда и вернуться домой.

Эта мысль расстроила мальчика. Он уселся близ одного из домов и лишь чудом удержался, чтобы не заплакать. Он был такой слабый, такой никому не нужный… что даже смысла не было его стеречь.

Тогда он увидел что-то вдалеке – фигуру, отличающуюся от других ярко-красным цветом одежды. Невысокий человек, девушка. Черные волосы туго связаны на затылке, а когда обернулась, то Конэко узнал ее даже издалека.

Ака!

Он вскочил, пробежал мимо ронинов у костра, подбежал к девочке.

Остановился, увидев оружие у нее на боку – катану и танто, как носили и другие воины. Странно это выглядело, длинный меч у невысокой девочки. Но от ее вида веяло страхом. Особенно когда Конэко заметил, с каким уважением и испугом относятся к ней люди клана Змеи.

Девочка в конце концов взглянула и на него. Это был высокомерный взгляд, воистину достойный принцессы, а не простой девочки, с которой он познакомился в Доме Спокойствия.

– Чего тебе, щенок? – спросила она его презрительно.

– А… Ака! Это же я, Конэко, разве ты не узнаешь меня?

– Конечно, я тебя узнаю. Это я тебя сюда и привела. Повторяю – чего тебе?

Мальчик понурился, подавленный таким обращением. Таким… предательством!

– Где я? Почему вы меня здесь держите?

– Никто тебя не держит, щенок! – фыркнула девочка в красном кимоно. – Совсем наоборот, ты там, где должен быть всегда.

– Я не понимаю…

– Ты и не должен.

Она уже поворачивалась, чтобы уйти, когда Конэко схватил ее за рукав. Она стряхнула его руку, словно надоедливую муху.

– Я думал… – заплакал он. – Я думал, что мы друзья…

Она презрительно засмеялась.

– Друзья? Мы никогда не были друзьями, щенок! Такие, как ты, не имеют и не должны иметь друзей. Отец, великий даймё, не сказал тебе об этом? Ха! Может быть, он подумал, что ты все равно не доживешь до власти над кланом… а может быть, решил, что не стоит?

Конэко сжал кулачки. Если бы только у него была сила! Если б он был самураем, эта девка никогда бы так не относилась к нему!

Но он не был ни воином, ни самураем, ни даймё.

Она была права – он был всего лишь болезненным ребенком.

Он повернулся, чтоб она не заметила слез, и побежал обратно в свой дом. Ака смотрела ему вслед с бешенством.

Деревянная фигура Мудреца была старой и неухоженной, впрочем, как и вся эта укрытая глубоко среди скал часовенка. Влага вгрызлась в дерево статуи, расщепила его, а голова и лицо божества поросли мхом.

И все же старуха сидела перед Мудрецом, медитируя в позиции лотоса так, будто статуя была произведением искусства, а не грустной тенью времен расцвета этого храма.

Доски скрипнули у нее за спиной.

Стоящий в тени одетый в черное Воробей кивнул вошедшему.

– Входи, Алая Дама, – сказала Госпожа Тишина. – Да ты и все равно войдешь. Всегда ходишь там, где хочешь… прерываешь мою медитацию… заносчивость тебя однажды погубит.