Влад сделал набросок татуировки Невилла — такой крупный, что четыре главных луча звезды достигают краев страницы. Возле каждого кончика луча он написал имена — точнее, судя по всему, фамилии, — если только какая-то бедная душа не скитается по свету с именем «Вандервельд». Прищурившись, я присматриваюсь получше. Вместо буквы «Д» в центре рисунка Влад написал «Мерво» — фамилию великого и ужасного вампира, отца человеческого ребенка. Можно предположить, что другие фамилии тоже принадлежат вампирам.

Взволнованная, я перехожу к хронологии. Даты разделены разными промежутками времени, и все они написаны разными чернилами, как будто он дописывал их в течение долгого времени.

1798: У Мерво родилось человеческое дитя, названное Мерседес (родимое пятно в форме звезды на правом плече). Семьи вампиров разделились на тех, кто считает, что это просто мерзость. К последним примыкают правящие семьи того времени (Десмарэ — ныне их род угас).

1799: Мерво в страхе зовет на помощь. Откликается девять семей — Вандервельды, Дойль, Греко, Роузы, Вольфы, Магнуссоны, Кайя, Квинн, Павловы. Подписан договор данаев.

1806: Владычество Десмарэ пало. К власти приходят девять семей под эгидой «Данаи».

1845: Тирания. Данаи отрекаются от престола в пользу избранных лидеров и в качестве необходимого условия оказываются вынужденными распустить общество. Они публично объявляют об этом, но общество сохраняется, став секретным. Создана метка, чтобы члены общества могли узнавать друг друга.

1847: У Мелизанды рождается дитя (отец, несомненно, вампир), снова человеческое. Названо именем Мишель (на ладони линии в форме звезды).

1869: Мишель исчезает. Причины не известны.

1902: Родился я.

1965: Виктор Петров подпольно распространяет важный труд «Пропавшая дочь», в котором утверждает, что человеческая ветвь рода Мерво не оборвалась. Позже отрекается и заявляет: «Это был просто роман», но затем исчезает.

Я возвращаюсь к началу дневника — к записи, помеченной 1966 годом. «Роман» Виктора явно повлиял на Влада настолько, что всю оставшуюся часть века он потратил на поиски ребенка. Я еще раз перечитываю хронологию, пытаясь составить общую картину, основываясь на череде дат и крупицах исторических сведений. Данаи ищут девушку не только из-за ее предполагаемых чудесных сил; они ищут ее потому, что она и ее ветвь — жемчужина в их короне. Или, по крайней мере, была ею, пока не исчезла.

Перевернув следующую страницу, я вижу убористый текст под заголовком «Собрание легенд и мифов». Однако не успеваю я приняться за чтение, как позади меня раздается скрип двери. Я резко оборачиваюсь и вижу Нила, который стоит в дверях и смотрит на меня с удивлением. И знаете что? Его кислотно-зеленые плавки светятся в темноте.

— Нашел! — восклицает он, и тут же на его лице появляется замешательство. — Почему ты стоишь посреди комнаты? Ты еще хуже, чем Виолетта. — Его взгляд падает на блокнот в моих руках. — Что это?

— Ничего, — отвечаю я, досадуя, что меня прервали. Я не сразу осознаю, как мне повезло, что это всего лишь Нил. Влад, возможно, будет искать блокнот, а значит, мне придется отложить более внимательное чтение на потом. Я пытаюсь запихнуть блокнот в карман, но женские штаны не так хорошо подходят для этого, как мужские. За отсутствием других вариантов я задираю футболку и заталкиваю блокнот между спиной и поясом джинсов. Надеюсь, что, если Влад его найдет, ему, по крайней мере, будет неприятно. Подняв руки, я говорю: «Сдаюсь!» — и в ту же секунду из-за плеча Нила высовывается золотистая головка Виолетты.

— Ты опять слишком долго искал, — укоряет она его, но на лице ее написана улыбка. — Давайте пойдем вниз. Мне надоел этот шкаф.

Я пропускаю их вперед. От избытка новой информации у меня раскалывается голова, пока я не вижу, как Виолетта продевает руку под локоть Нила, а он наклоняется, чтобы шепнуть ей что-то на ушко. В этот момент я понимаю, что эту проблему нельзя отодвинуть на задний план. «Это никуда не годится, — думаю я, слушая, как ее смех разносится по лестнице, — это совершенно никуда не годится».

Когда мы доходим до нижней ступеньки, я беру Виолетту за свободную руку.

— Мне нужно кое-что сказать Виолетте, — говорю я Нилу. — Иди возьми еще пару кусочков сыра. Говорят, он просто объедение.

— Но...

— Мы тебя найдем, — добавляю я и тяну Виолетту в соседнюю комнату: кухню.

Вся бытовая техника покрыта толстым слоем пыли. Нечищеный кран над раковиной отливает зеленым, а единственный источник освещения висит над плитой. Решетчатая дверь кладовки и все углы затянуты паутиной. Это самая запущенная комната в доме, и ее покинули почти все участники вечеринки.

Почти. В кухню вваливаются две подружки — одну из них я помню по футбольной команде. Они оживленно обсуждают то, как некая девушка только что в третий раз бросилась к Владу с таким энтузиазмом, что верхняя часть ее купальника сползла, открыв всему миру ее прелести.

— А он только взглянул на нее мельком, — говорит она, — затем подтянул ее купальник и сказал: «Спасибо, это была неоценимая помощь». Иногда он бывает таким странным!

Ее подруга энергично кивает и затем показывает на свое горло.

— Я хочу пить, — беззвучно шевелит она губами и направляется к холодильнику, который, как я предполагаю, заполнен вещами гораздо более страшными, чем гипотетическая плесень.

— В гостиной есть пунш, — говорю я, преграждая ей путь к дверце. — Невежливо копаться в чужих холодильниках.

Кивком головы указав ей нужное направление, я вдруг чувствую, как у меня по спине пробегают мурашки. У нее на бедре есть маленькое родимое пятно, хотя если это и звезда, то самая шарообразная из всех, что я видела. На всякий случай я спрашиваю, как ее зовут. Надо признаться, выглядит это как допрос.

— Э-э-э... Грейс, — отвечает она, глядя на меня с таким видом, словно я прямо сейчас прикажу ей упасть на землю и сделать двадцать отжиманий. — И мы оставим в покое холодильник, хорошо? Не стоит так волноваться, — говорит она и тащит свою подругу к выходу. «Кто это?», — слышу я, прежде чем они исчезают в коридоре. «Ну, знаешь, та девушка».

Потрясающе.

— Там, кстати, ничего нет, — говорит Виолетта, стоя позади меня. Обернувшись, я вижу, что она забралась на кухонный стол, не обращая внимания на покрывающую его пыль, и болтает ногами, ударяясь пятками о нижний ящик стола. — Правда, не стоит считать нас круглыми дураками, — продолжает она. — Мы, возможно, немного отстали от времени, но мы не настолько наивны, чтобы оставлять кровь у всех на виду.

— Не понимаю, о чем ты, — говорю я, изображая невинность, несмотря на ее недоверчивый взгляд.

— Марисабель рассказала мне о вашем разговоре в туалете. Мне никогда не хватало смелости самой ей об этом сказать, но я согласна, что пора им с этим покончить. Журнал «Севентин» назвал бы это неправильными отношениями.