Беатрис в ужасе смотрела на него. Что она может возразить? Правда прозвучит как нелепая выдумка, ей самой с трудом верилось, что она пережила все это! Члены правления в шоке глотали воздух, уставившись на нее со всех концов стола.

Но их испуг был не больше ее собственного. Она работала с этими джентльменами много лет, и они тем не менее были готовы поверить в историю, которую рассказал человек, откровенно настроенный против нее. Неужели им настолько отвратительно ее руководство? Унижение в ее душе начало перерастать в болезненное понимание того, что ее предают.

– Возмущение, которое я испытал, быстро уступило место печали, – разглагольствовал Линч. – Я был вынужден послать за Гарри Уинтропом. Он разделил мой страх и отвращение, когда присоединился ко мне и тоже стал свидетелем ее порочного веселья в окружении обитателей этого прибежища разврата.

Уинтроп выступил вперед и кивнул.

– Я подтверждаю каждое слово, каждую деталь представленной вам гадкой картины. Миссис фон Фюрстенберг действительно была там... развлекалась с чудовищным гигантом... визжала, смеялась и раздевалась...

Один за другим директора повернули головы и уставились на Беатрис с ужасом и отвращением... Линч между тем продолжал:

– Я уверяю вас, джентльмены, ее поведение было настолько вульгарным, что собрало немало зрителей. Будет нетрудно найти свидетелей, которые опознают ее.

Борясь с паникой и пытаясь освободиться от удушья, сжимавшего ей горло, Беатрис последним отчаянным проблеском рассудка внезапно поняла, что пока они могут противопоставить ее слову только свое.

– Я еще никогда в жизни не слышала такой грязной и нелепой клеветы! – Она вскочила на ноги. – Если вы действительно хотите опорочить меня, то могли по крайней мере придумать что-нибудь более правдоподобное. Почему не сказать, что я занимаюсь черной магией? Или что я завсегдатай курильни опиума? Или что я на самом деле переодетый мужчина? – Она резко повернулась к остальным директорам. – Я никогда – слышите? – никогда не принимала участия в «развратных увеселениях».

– Конечно, она будет все отрицать, – с возмущением произнес Уинтроп.

– Я давно поняла, что вас не устраивает мое пребывание на посту президента правления, – Беатрис не сводила глаз со своих обвинителей, – но никогда, даже в самом страшном сне мне не могло присниться, что вы опуститесь до таких грязных инсинуаций.

– Каждое мое слово – правда, – настаивал Линч, его лицо пылало.

– Каждое ваше слово – ложь, которую вы придумали для достижения своих целей, – возразила Беатрис. – Вы утверждаете, что существуют свидетели. Где они? Почему вы не привели их с собой? Или вы считаете, что не стоит беспокоиться о такой мелочи, как доказательства? Что ж, я настаиваю, чтобы мне их предъявили. Здесь и сейчас. – Она опустилась на свое место, едва сдерживая ярость; ее руки были крепко сжаты, а спина напряженно выпрямлена. – Ну что же вы? Посылайте за своими свидетелями. – Линч не сделал ни шага к двери, и тогда Беатрис оглядела всех собравшихся за столом, встретившись взглядом с каждым, пока они, один за другим, не отвели глаза. – И раз уж мы занялись этим, то, может быть, стоит пригласить и нескольких женщин, которые занимаются своей профессией в этом ужасном месте... несчастных, вынужденных удовлетворять похоть богатых мужчин. Было бы очень интересно узнать, кто из присутствующих в зале им известен. – На ее лице застыла ледяная улыбка, а в глазах появился дерзкий вызов. – И возможно, они бы нам даже рассказали, что в действительности мистер Линч и мистер Уинтроп делали в таком месте.

Она замолчала, чтобы дать всем возможность обдумать ее слова, и не прошло и секунды, как все члены.лравления заерзали в своих креслах. Некоторые из них покраснели, а один или двое гневно посмотрели друг на друга.

– Пока Линч рассказывал свою историю, хоть кто-то из вас спросил себя, как это он «случайно проходил» мимо «Восточного дворца»? И сколько человек в уме перевели его слова «шел мимо» в «развлекался однажды вечером»? И скажите мне... если бы я была мужчиной, могло бы такое происшествие – даже случившееся на самом деле – вызвать что-нибудь, кроме смеха, если бы о нем рассказали за рюмочкой в клубе «Пантеон»?

Некоторые из директоров вздрогнули при упоминании их высокочтимого клуба и с тревогой посмотрели на Линча и Уинтропа.

– Неужели вы не видите, куда она клонит? – проходя вдоль стола, принялся убеждать коллег Линч. – Она же пытается отвлечь внимание от собственного развратного поведения, объясняя вам ваши же мысли. И вы будете с этим мириться?

Почувствовав, что ветер переменился, Беатрис поднялась и медленно пошла с другой стороны стола, останавливаясь позади каждого из членов правления, так, чтобы он почувствовал ее присутствие.

– Вы меня знаете. Я проработала с нашим советом директоров двенадцать долгих и доходных лет. Мы видели кризисы и вместе переживали финансовые бури... рисковали и отпраздновали гораздо больше побед, чем потерпели поражений. Я доказала как свою преданность моральным принципам, так и соответствие своей должности руководителя компании. – Она постаралась припомнить примеры, которые объединили бы ее с мужчинами, сидящими вокруг стола. – Контракты на перевозки в восемьдесят девятом... помните, Хаффлек? А как нам удалось избежать забастовки на Коннектикутской красильной фабрике – вы были там, Огастин. Мы не спали два дня и две ночи, пока вели переговоры по импорту с южноафриканскими странами... мы настаивали на том, что местные фермеры должны были получить свою долю доходов... не правда ли, Грэм? В каждом деле я настаивала на том, чтобы соблюдались этические нормы. – Некоторые закивали головами, соглашаясь с ней. – И свою личную жизнь я вела, соблюдая те же правила приличия, с той же честью и достоинством.

– Достаточно разглагольствований. Я выношу на обсуждение вопрос, – перебил ее Линч, направляясь к своему месту со следующим за ним по пятам Уинтролом. – Голосуем за недоверие. Если вы хотите вывести Беатрис фон Фюрстенберг из состава правления, то голосуйте «за».

Он поднял свой пустой стакан для воды и, перевернув его вверх дном, со стуком поставил на стол. Уинтроп последовал его примеру, и они вместе выжидающе посмотрели на Уильяма Афтона. Тот втянул голову в плечи, сложил руки и поглубже ушел в кресло, но через мгновение тоже перевернул свой стакан. Беатрис задержала дыхание, когда все глаза остановились на старом Бене Хаффлеке. Тот, выждав секунду, потянулся за стаканом и тоже, звякнув им, перевернул вверх дном. Грэм, вице-президент, не прикоснулся к стакану, и Райт, секретарь правления, проголосовал против ее удаления. Затем казначей Мартин Велгоу и член правления Бартон Керн оставили свои стаканы стоять как прежде.

Последний и решающий голос принадлежал старику Леонарду Огастину... который нахмурился, негодующе хмыкнул... и отвернулся, не дотронувшись до стакана.

– Пять против четырех, – провозгласил главный поверенный корпорации, стоявший во главе стола и наблюдавший за голосованием. – Миссис фон Фюрстенберг остается на посту президента Объединенной корпорации.