По ту сторону клумбы видны двое мужчин и женщина. Сначала мне кажется, что мужчины — близнецы. Оба лысые, с короткими бородками, в очках с толстой оправой, в теплых куртках — один в черной с оранжевым кантом, другой в оранжевой в черную полоску. Женщина, конечно, не лысая и не бородатая, но тоже выглядит частью этого «семейства» — она в красной лыжной шапочке, тяжелых ботинках, рваных джинсах и блестящих очках. Было время, когда я пыталась воспроизвести подобный эффект, хотя цифровые камеры, потрепанные кожаные портфели и люксметры, разбросанные на земле, окружают это трио артистической аурой, которой мне недоставало в дни походов по клубам. Обычно в итоге становилось понятно, что я всего-навсего девушка из Нью-Джерси, которая имеет весьма слабое представление о моде.

— Мой самый любимый фильм, — зачем-то сообщаю я, — «Где Поппа?» тоже снимали в парке. Джордж Сигал надел костюм гориллы, чтобы пробежать по парку ночью. Обожаю этот фильм, потому что там мама Джорджа Сигала поцеловала его прямо в зад.

Уильям сгибает сухую ветку, пытаясь ее сломать, но слышит меня и останавливается.

— Ну и гадость.

— А твои родители никогда не целовали тебя в попку?

— Нет!

— Обязательно скажу твоему папе, чтобы он сегодня это сделал.

— Ни за что!

— Или я сама поцелую тебя в попку прямо сейчас!

Я бросаюсь к нему, и Уильям визжит, продираясь через покрытый инеем низкий кустарник. Я гонюсь за ним, хватаю, поднимаю и начинаю громко чмокать губами в направлении его задней части. Уильям вопит и хохочет до колик. Я тоже смеюсь, едва ли не громче, чем он.

Операторы рассеянно поворачивают камеры, как будто наши шумные игры отвлекают их от работы. Я ставлю Уильяма наземь, и он пытается отвлечь мое внимание от своей беззащитной пятой точки.

— А какие еще фильмы снимались в парке?

— Дай-ка подумать. «Волосы». «Марафонец» с Дастином Хофманом. Он бегал вокруг пруда. Не смотри этот фильм, если собираешься к дантисту.

— Мне нравится мой дантист. Он мамин друг.

— Тебе нравится дантист? Это наводит на странные мысли.

Уильям ненадолго задумывается.

— Мой дантист — это особенный мамин друг.

— Особенный?

— Ну да. Это ее парень.

— О.

— А еще?

— Что «еще»?

— Фильмы. В парке.

Я заставляю себя не думать о Каролине и особенном дантисте, который ее обрюхатил.

— Ну… «Когда Гарри встретил Салли». О! Я знаю фильм, который ты наверняка видел. «Охотники за привидениями». Ты смотрел «Охотников»?

— Нет.

— Я возьму его напрокат. В следующий раз, когда твой папа разрешит.

— Интересно, что за фильм они снимают? — спрашивает Уильям.

— Почему бы не спросить?

— Правда?

— Конечно.

Мы пересекаем сад. Один из «близнецов» снимает камеру с треноги и убирает в сумку, второй сворачивает круглый белый экран.

— Извините, — обращаюсь к ним я.

Женщина в красной шапочке смотрит на нас.

— Нам просто интересно — вы тут снимаете кино?

— Мы ищем подходящее место для съемок.

— А какой фильм вы снимаете?

— «Лила-крокодила».

Уильям ахает.

— «Лила-крокодила» — это по книге «Лила-крокодила»? — спрашивает он.

Женщина смеется.

— Ну да, вроде того.

Уильям так взволнован, что встает на цыпочки.

— Обожаю эту книгу. Мама читала ее мне. А потом я сам читал. Обожаю книгу. Обожаю Лилу.

Один из лысых говорит:

— В первый четверг марта мы будем снимать массовую сцену в детском зоопарке. Для эпизода, где мистер Грампс отправляет Лилу в зоопарк.

— Обожаю эту часть, — выдыхает Уильям.

— Можешь прийти, — говорит женщина. — Нам нужно побольше народу. Примерно в два часа.

— Эмилия, можно? Пожалуйста.

— Не знаю, Уильям. Нужно поговорить с твоей мамой. По четвергам ты дома.

— Поменяйся с ней. Ну поменяйся. Пожалуйста! Я обожаю «Лилу-крокодилу», это моя любимая книжка. Лучшая книжка на свете!

Каролина ни за что не позволит мне забрать Уильяма в четверг. Она скажет «нет», а потом выставит все так, будто я, злобная мачеха, пообещала то, что не смогла исполнить.

— Во-первых, твоя любимая книжка — «Янтарный телескоп». Я ни разу не слышала, чтобы ты говорил о «Лиле». Я бы запомнила, если бы ты сказал, потому что в детстве моей любимой книжкой был «Дом на Восемьдесят восьмой улице». Мой папа мне часто ее читал. Она даже стоит у тебя на полке, но, готова поклясться, никто, кроме меня, ее никогда не открывал.

Когда папа читал истории про Лилу, он изображал всех персонажей, включая Гектора Валенти, танцора, бывшего хозяина Лилы. Папа заставлял его говорить с ужасным южным акцентом.

Уильям качает головой.

— «Янтарный телескоп» — моя любимая книжка в этом году! Ты просто плохо меня знаешь, Эмилия. Если бы знала меня хорошо, то помнила бы, что «Лила-крокодила» — моя самая-самая любимая книжка. Она лучше, чем «Дом на Восемьдесят восьмой». Намного лучше. Я просто давно ее не перечитывал, потому что читал другие книги. Но это не значит, что я ее разлюбил.

Потом до него доходит. Уильям улыбается. Широко, как крокодил.

— А если ты тоже любишь Лилу, то почему не хочешь сниматься в кино?

— Мы это обсудим, — говорю я. — А сейчас пойдем к Гарлем-Меер. Мы сможем порыбачить. Там на льду делают лунки и позволяют посетителям ловить рыбу.

— Не хочу ловить рыбу. Хочу сниматься в кино. Пожалуйста, Эмилия. Пообещай, что мы пойдем.

— Я сказала, что мы это обсудим. Пошли к Меер.

— Но…

— Мы подумаем, Уильям.

Он неохотно идет за мной вокруг пруда. Туристический центр на дальней стороне великолепно отреставрировали, это настоящая жемчужина северной части парка. В последний раз я видела ее, когда гуляла здесь с отцом и была всего парой лет старше Уильяма, — контраст разительный. Однако, когда мы приближаемся, суровый парковый служащий недоверчиво смотрит на нас. Кто же ловит рыбу в феврале?

— Озеро промерзло до самого дна, — предупреждает он.

— Но рыба-то никуда не делась, — замечаю я. — Сомневаюсь, что вы ее перевезли.

Служащий не желает нам потакать. А мы с Уильямом не проявляем интереса, когда он предлагает посмотреть экологическую выставку в туристическом центре.

— Мы просто можем пойти и поискать рыбу, — говорю я. — Нам не обязательно ее ловить. — Мне отчаянно хочется сохранить хорошее настроение, но мой бодрый голос звучит фальшиво, а Уильяму явно недостает энтузиазма. — Жаль, что мы так и не прихватили с собой чемерицу, — говорю я. — Можно было бросить ее в пруд.