Когда я прочла, что Мелани Пирсон разводится, мне – к моему стыду – полегчало. Она была на один класс старше нас и в последний год перед выпуском спала с Остином. Притворялась моей подругой, чтобы к нему подобраться. Однажды мы с ней плавали, и она увидела у меня на бедрах растяжки. Я их и не замечала, вообще про них не знала, а она давай называть меня полосатым тигром. Словом, еще одна личность из тех, кто поднимает свою самооценку, высмеивая других.

Мелани, конечно, думала, что, выйдя замуж за военного, навсегда уедет из нашего городишки. И чем это кончилось? Возвращается домой, поджав хвост. Она настроила уведомления о каждом своем шаге, и потому я точно знала: приедет ровно через неделю, день в день.

Потом я зашла на страничку к дяде – он напостил фото камней, похожих на человеческие фигуры. Чем только не занимаются люди от безделья! Вот если я вдруг вывешу в строке статуса значок «разбитое сердце», как отреагирует народ? Или напишу подробно о моей беде, о том, как я мучаюсь и сама заслужила эту боль: нельзя же быть настолько озабоченной, чтобы терять над собой контроль. И над своей жизнью.

Интересно, Мелани так же отреагирует на мое несчастье, как я – на ее развод? Наверное, я для нее была вреднючая сестра бойфренда, которая вечно путается под ногами, и купальник у нее слишком открытый, и растяжки на бедрах такие противные, что непременно нужно заявить об этом громко и при всех. А Сэмми, когда увидит мой пост, наверное, расстроится за свою лучшую подругу… Или за кого? Хотя мы теперь почти не разговаривали, я по-прежнему считала ее лучшей подругой. По крайней мере, так говорила, если спрашивали. Впрочем, не спрашивал никто.

Так и не решившись на эксперимент, я закрыла «Фейсбук» и села на крыльце. Погода была отличная: достаточно тепло, можно ходить без кофты, и не жарко, не вспотеешь. Я прихватила книгу и пиво, которое Каэл оставил у меня в холодильнике, и провела часок на воздухе. Выпила бутылку темного пива… но ощущала вкус Каэла. Он был повсюду. Он стал всем. Я переворачивала страницу за страницей – и слышала голос Каэла, читающий стихи.

Кожа твоя Бархатной ночи темней, Глаз твоих свет – Память далеких созвездий…

Я закрыла книгу и кинула на пол. Стихи Робинсон так точно описывали мои чувства, что мне захотелось быть от них подальше. Я подтолкнула розовую книжицу, и она свалилась в бурьян.

Меня охватило чувство вины. Поэтесса ведь не виновата, что моя первая любовь продлилась всего неделю. Я потянулась за книгой, сунула руку в жесткие заросли. Какая высокая выросла трава по всему двору… Мой домик – только он меня не разочарует. Я знала, что получу, когда ставила подпись внизу страницы, покупая заброшенный домишко в конце торговой улицы. Уж он-то всегда останется собой. Ветхий, неухоженный – но я была согласна. И трудилась, старалась сделать его уютным. Тем не менее даже он стал другим: теперь он напоминал мне о Каэле.

Я начала выдергивать сорняки. Мне захотелось отвлечься и провести остаток дня с удовольствием; если только Мали не проедет мимо и не увидит, как я навожу порядок у себя во дворике. Время шло. С сорняками я покончила и взялась за дорожку. Сгребла на нее гравий, который рассыпался по всему двору. Невольно вспомнила, как Каэл строил планы по реконструкции своего дома. У него настоящий талант в этих делах. Я возмущалась, когда он мне говорил, что дорожку лучше замостить. Теперь всякий раз при виде моей посыпанной гравием дорожки буду вспоминать Каэла.

«Не думай о нем! – приказала я себе – не исключено, что вслух. – Не позволяй ему отравить твои мысли о доме. Дом – это все, что у тебя есть».

Сначала я решила, что подъехавший к дому «Форд» – мираж. Солнце было у горизонта, значит, я уже часа два проработала. Мой разум играет со мной в игры. Я стояла и смотрела, как подъезжает машина.

Когда вышел Каэл, меня словно толкнули: он уже близко и сейчас подойдет.

– Карина…

Его голос обволакивал, завораживал.

Я хотела ответить, но в голове зазвучали слова отца. Потом опять Каэла, потом опять отца. Я не успела даже понять, что я чувствую и чего хочу.

– Я тебя не звала, Каэл. Мне нужно подумать.

Одной рукой я прикрыла глаза от солнца, другую уперла в бок. У меня вдруг заболела спина.

– Во дворе уютнее стало. – Он будто и не слышал.

– Каэл, тебе сюда нельзя.

– Карина, пожалуйста.

Я украдкой глянула ему в лицо: грустный, зовущий взгляд. И я, как настоящая трусиха, опять прикрыла глаза, чтобы его не видеть.

– Мне нужно время. Я не люблю, когда за мной гоняются. И больше я повторять не буду.

Кстати, я то же самое сказала Эстелле, когда она позвонила и пыталась подмазаться. Доверять я могла только Остину и Элоди. А с моим-то везением и эти запросто меня предадут.

Я знала, что Каэл на меня смотрит. И все мои чувства были для него как на ладони.

– Разреши мне тебя любить, Карина.

Он говорил очень тихо, и я усомнилась: точно ли расслышала?

– Что?

Каэл шагнул ко мне, а я отступила назад.

– Ты меня знаешь, Карина. Разреши мне любить тебя.

Он прижал к груди ладонь, а я энергично замотала головой.

– Не смей так со мной! – бросила я в густеющие сумерки.

От моего гнева задрожали деревья. Сама природа мне помогает, подумала я, придает силу.

– Я и не смею, Кари. – Он приближался.

Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони и едва не потекла кровь.

– Не называй меня так! Дом в Атланте… Думал уехать, не сказав ни слова? – Мне уже было все равно, услышат ли меня другие. – Я совсем тебя не знаю.

Я старалась подражать его обычному спокойному тону. Пусть на себе почувствует, как это больно. Наверное, когда наши глаза встретились, он прочел все в моем взгляде, потому что поднял вверх руки, повернулся и ушел.

Каэл уехал, а я упала на траву и лежала – пока звезды не осушили мне слезы и выглянувшая луна не велела идти к себе.

На следующий день Мали вела себя очень ласково. Я-то думала, она мне задаст, но она, видно, поняла, что со мной творится, и не трогала. Я сосредоточилась на работе, на том, чтобы принести облегчение моим пациентам. Им-то незачем знать, как мне плохо. День прошел спокойно, хоть и тянулся долго. Зато обратная дорога далась нелегко. Я думала о том, как в прошлый раз эта дорога началась с радости, а кончилась отчаянием.

Шли тусклые дни. Я работала, спала. Посмотрела вместе с Элоди несколько фильмов. Не помню даже каких. Все было как в тумане. Не знаю, сколько дней прошло после разрыва, когда однажды я пришла домой, а на крыльце меня ждал Остин – лицо красное, волосы взлохмачены. Руки его не слушались, пальцы дрожали. Никакой машины поблизости, непонятно, как он сюда добрался.