Надеюсь, он не подумал, что я осталась нарочно. Мне хотелось уйти. Я отчаянно рвалась в свой домик – спрятаться, укрыться с головой, притвориться, будто ничего не происходит.

– Карина, – произнес Каэл. Его голос был как кинжал, завернутый в шелк.

Я не смогла ответить: в горле встал комок, язык вдруг перестал слушаться.

Кажется, он чувствовал то же самое… Удивительно.

Неужели только неделя прошла, как я к нему прикасалась? Невозможно. Мое тело меня предало: оно тосковало по его теплу, а он стоял так далеко…

Встав, Остин на миг загородил Каэла. И я успела стряхнуть оцепенение.

– Ну, пока, – непринужденно сказала я брату, не глядя на Каэла.

Наверное, по мне «Оскар» плачет. Ни разу не оглянувшись, я открыла дверь. А когда она за мной захлопнулась, бессильно к ней прислонилась, пытаясь устоять на ногах. Не получилось. Я плакала так сильно, что сползла на пол. И так и сидела, пока не пришла Элоди и не позвала меня смотреть фотографии с УЗИ. Ее авокадик уже подрос до размеров банана. Она была такая счастливая, что я опять разревелась.

Все шло нормально, пока я заменяла Элоди, у которой заболела спина. И все шло нормально, когда Мали ушла пораньше, чтобы выгулять собак; муж у нее заигрался в покер и не успевал домой. Однако оставаться в салоне одной мне совершенно не нравилось. Виновато мое воображение. Слишком быстро оно скачет от крайности к крайности. Я сразу начинала бояться. Так бывало в детстве, когда я оставалась дома одна, а иногда бывало и потом – уже в собственном доме. Мне приходили на ум всякие страшилки, хотя все над ними только смеются. Например, про молоденькую няню, которую запугивают по телефону, а потом оказывается, что маньяк звонил из соседней комнаты. Лично мне было не смешно. Или про мужчину, который прятался у девушки под кроватью – и лизнул ей руку, чтобы она думала, будто это ее собака. Да…

Я сама нагоняла на себя страх.

До ухода оставалось недолго. Записанных клиентов не было, и вряд ли кто-то забрел бы в ближайшие двадцать минут. Я закрыла свою кабинку, приготовила необходимые принадлежности на завтра. Оставалось только проверить, потушены ли свечи. Я заперла заднюю дверь на висячий замок, повыключала везде лампы и чуть не бегом бросилась в приемную, где свет еще горел. Повернула выключатель, и, светя себе телефоном, подошла к окну – включить торшер. Мы всегда оставляли на ночь неяркий свет, чтобы никто не вломился. По словам Мали, так же делают в школах. А теперь от одной мысли о грабителях у меня взыграли нервы.

Сама себя пугаешь, Карина?

Я даже посмеялась: надо же быть такой трусишкой. Ситуация напоминала истории, которые я сочиняла про других людей – в духе детективных сериалов типа «Закон и порядок». Да и вообще, криминальные сериалы явно не на пользу моим мозгам.

Сердце едва не выпрыгнуло из груди: у дверей возникла какая-то тень. Наверное, я вскрикнула и замерла, пытаясь перевести дух. Тень между тем приблизилась… Мужчина, молодой, но не юноша; судя про стрижке – солдат. Поздновато для случайного клиента. Мне стало не по себе.

Никогда еще я не оставалась в салоне одна так поздно. И больше точно никогда не останусь. Как же я теперь жалела, что не послушалась Каэла и не носила с собой газовый баллончик. Сейчас из моей сумочки торчал пустой чехол. Забавно, что розовый. Типа, я вся такая женственная и мне нужно защищаться от мужчин.

Гость подергал дверную ручку, и я, включив еще одну лампу, шагнула вперед. Выключила фонарик на телефоне и подошла к двери, правда, не вплотную.

– Привет! Простите… а вы уже закрылись? – Он говорил спокойно и вполне приветливо.

– Да, закрываемся через десять минут.

Я пищала, как перепуганная мышь. Да и чувствовала себя соответственно, аж самой стало противно. Не трусь, Карина.

– Ох, извините. Я, кажется, потянул спину на тренировке и надеялся, что вы еще работаете.

Незнакомец говорил серьезно, но его лица я не видела.

– Давайте с утра? Я приду пораньше. – Я очень надеялась, что с утра он будет занят, и в то же время мне было совестно: он ведь солдат, и ему нужна помощь.

– Попробую утром отпроситься. Можно, я зайду и вы меня запишете?

Я посмотрела наверх, где горел красный огонек видеокамеры, и отперла дверь. В голове начали крутиться сцены из «Места преступления». Интересно, как отреагирует Мали, если утром найдет на полу мое мертвое тело?

Незнакомец вошел и пристально посмотрел на меня. Компьютер я уже выключила и потому взяла бумажное расписание на завтра. Он подошел вслед за мной к столу.

– У меня окно в десять, а потом в двенадцать, но для вас я могу прийти в девять или в половине девятого – раз уж вы сегодня проделали такой путь.

Я понятия не имела, откуда он добирался, просто говорила обычные фразы, которыми принято успокаивать клиентов. Делаешь вид, что идешь ради него на жертвы, и это действует – если он не полный зануда, конечно. Зануд ничем не проймешь.

– Давайте в половине десятого, никто мешать не будет. – Он смотрел на дверь, на которой были написаны часы работы.

Я сглотнула.

– Хорошо. Девять тридцать. Ваше имя?

– Нильсон.

Я записала. Фамилия как будто знакомая, но я его раньше точно не видела. На лица у меня память хорошая.

– А это вы… это вы оказываете особые услуги?

По мне словно черные паучки побежали. Дыхание перехватило.

– Что вы такое говорите? – не спросила, а, скорее, возмутилась я. И снова посмотрела в сторону камеры, уже демонстративно. Теперь и он ее увидел.

– Ну, специальный массаж. Я слышал, тут у вас одна девушка делает. Особый массаж, понимаете?

Меня затошнило. Хотелось убежать. Однако я собрала волю в кулак и твердо сказала:

– Я прошу вас уйти.

Взяла телефонную трубку, поднесла к уху.

Нильсон шутливо поднял руки, засмеялся. Кажется, во рту у него блеснул металл.

– Ладно, ладно. Я пошутил. Извини. Ничего плохого я не сделал, нечего обижаться.

Я так и держала трубку, надеясь, что он не заметит, как дрожит у меня рука и как побелели костяшки пальцев.

Прошло несколько секунд, самых длинных в моей жизни, и гость наконец попятился к двери, не сводя с меня взгляда. Эти холодные голубые глаза и бледная гладкая кожа придавали ему совершенно зловещий вид, и мне стало жутко. Стараясь не показывать страх, я крепко сжала губы и не отпускала трубку телефона.

Прежде чем повернуться к двери, незнакомец сказал:

– Ты дочь Фишера, верно?

У меня в голове завыли тревожные сирены. Кто же он такой?

Он прислонился к двери, и в тишине звякнул колокольчик. Сердце у меня готово было разорваться. «Уходи, – мысленно молила я. – Уйди уже наконец».