Игра на нервах продолжалась. Гостиница спала, на лестнице работало дежурное освещение, холл первого этажа едва освящался. Глеб надвинул фуражку на глаза, прикрыл собой девушку; администратор не спала, сидела за своей стойкой, рядом с ней горела настольная лампа; она привстала, вытянула шею, подслеповато заморгала:

- О, вы уже покидаете нас, господа?

Глеб что-то буркнул: «Дела, спешим…». Взял за локоток Настю, девушка опустила голову, они прошли через холл быстрым шагом. Можно представить, что крутилось в голове у работницы заведения: господа эсэсовцы почему-то уходят, а это точно господа эсэсовцы? Зрение, конечно ни к чёрту, но не до такой же степени! Двадцать минут назад наверх поднялись три полицая с решительными намерениями, предварительно навели справки о постояльцах: об офицере полиции и молодой женщине. Почему они не спускаются? Решили задержаться? Надолго ли хватит терпения у этой бабы? Оба номера - 202 и 212 заперты на ключ с внешней стороны, взламывать пока не будут, но когда-нибудь заподозрят неладное. Администратор переступит через свою жадность - обратиться к охране или вызовет полицаев. К тому времени, когда это произойдет, разведчики должны быть далеко.

На улице дул промозглый ветер, почти горизонтально летел колючий снег, под ногами вихрилась поземка, в городе действовал комендантский час. Проехала грузовая машина с пехотинцами; на другой стороне дороги ветер не так свирепствовал; дошли до переулка, свернули. У гостиницы было тихо, показался патруль - солдаты стояли кучкой, разговаривали…

- Давай в переулок. Мы, конечно свои, но светиться не стоит, можем вызвать подозрение…

До нужного квартала минут пятнадцать быстрым шагом, шли по боковой улочке, в стороне от основной дороги. Свет в домах уже не горел, за десять минут не встретили ни одного прохожего; шли быстро, не чувствуя холода. И все же нарвались на немецкий патруль - хорошо, что заметили его заранее, не столкнулись нос к носу. Прятаться было поздно, осталось идти навстречу.

Шубин изобразил подпитие, энергично жестикулировал, а когда патруль поравнялся с ними, втолковывал своей спутнице какие преимущества дает владение сотней гектаров пахотной земли в Вяземском районе:

- Это же свое имение, дорогая Магда, свои крепостные крестьяне. Вы представляете, какая нас ждет прибыль после того, как мы поженимся и приобретем небольшое поместье с сотней-другой крепостных душ?

- Просим прощения, господин гауптштурмфюрер… - перебил пламенную речь фельдфебель в каске, надетой поверх шерстяной шапки. - Но в этом районе опасно ходить в ночное время суток, тем более с дамой…

Шубин рассмеялся:

- Издеваетесь, солдаты? Это территория скоро станет новым генерал-губернаторством - здесь также безопасно, как в Берлине на Александрплац!

Солдаты переглянулись, пожали плечами - что взять с пьяного эсэсовца? Шубин возмущался: «Почему нас остановили? Мы сотрудники гестапо, засиделись на съёмной квартире, вышли с невестой подышать перед сном. Это мага Хоффман, к сожалению, фрау застудила горло, не может разговаривать… Вы сомневаетесь, что у нас есть право передвижения по городу в комендантский час?».

Настя что-то хрипела делала суровое лицо. Патрульным что-то не нравилось, возможно отсутствие алкогольного запаха от «пьяного» человека. Документы проверили мельком, с чувством большого смущения и только у Глеба.

- Просим прощения, герр Валленберг, счастливой дороги! Но всё же постарайтесь не ходить по городу, если этого не требует служебная необходимость! У вас довольно странный акцент, герр Валленберг.

- Неужели! - воскликнул Шубин. - Я родом из Эльзасца, по происхождению немец, но обучался во французской школе. Чем вас не устраивает моё Эльзасцкое произношение?..

В конце пути они практически бежали, свернули в узкие проулок, спускающийся к промышленной зоне - в этой местности не было даже бродячих собак. Снег валил красивыми крупными хлопьями, залеплял глаза и рот. До рассвета оставалось чуть больше трех часов - не критично, но надо было шевелиться. Они метались вдоль кирпичной стены, в тёмное время здесь всё не так как днем. Наконец Шубин сообразил, свистнул два раза…

- А мы уже пристрелить вас хотели, товарищ лейтенант, - проворчал Резун, появляясь в проеме. - Вы необычно выглядите!

- Так надо… - проворчал Глеб, подталкивая девушку. – Полезайте, «фрау Магда», и не говорите, что уже вжились в роль.

- Надо же, появились! - облегчённо засмеялся Вартанян. – А мы уж думали…

- Что вы тут думали? Что урока не будет? Что училка заболела? Не дождётесь, товарищи. Скоро выступаем!

За разбитыми перегородками было сравнительно тепло, Резун светил гостям под ноги, чтобы не споткнулись. Красноармейцы, переодетые полицаями, устроили здесь лежбище, изнывали от безделья - где-то отыскали матрасы, рваный брезент, промасленную мешковину, грелись как могли. При виде командира зашевелились, стали подниматься.

- Лежим значит, мечтаем? - хмыкнул Глеб. – Оголодали, никто не подкармливает?

- Ага, сидим, словно наказанные, - пожаловался Курганов. - И даже не знаем, живы вы там или нет.

- Вы сами так решили… - смутился Кошкин. – А что нам тут делать? Устраивать бег с препятствиями? Политинформацию проводить? Так мы уже всё обсудили: и войну, и сложное международное положение, и даже вас с Анастасией Игоревной.

- Ладно, - вздохнул Шубин, пристраиваясь на обломок кирпичной стены. - Делаю важное заявление: до рассвета три часа; до нужного нам места километра два с половиной - три. Это пригородный посёлок, где раньше действовала пересыльная тюрьма. Дорогу представляю смутно, но думаю, доберемся. Идём пешком, чтобы не поднимать шум. В случае встречи с патрулём говорить буду я, а вы молчите. Вступать в бой только по особой команде! Ни шагу без приказа, уяснили? И помните - излишняя осторожность никому ещё не навредила.

- А где наша одежда? - встрепенулось Настя.

- Здесь! - быстро отозвался Кошкин. – Вон, в вещмешках, стережём как зенице ока.

- Кончайте ржать! - прикрикнул Шубин. - Никто переодеваться не будет. Наши портки несёте на себе, и не дай бог потеряете! А теперь внимание, предлагаю примерный план...

Охрану резали без жалости: дорожка тянулась вдоль бетонного забора, струилась за поворот; набросились сзади, одновременно. Крепыш с погонами ефрейтора что-то услышал, но пока оборачивался, холодная сталь рассекла ему горло; второй брыкался даже с ножом в шеи, попятился, изображая вместе с Кошкиным страшное танго; Лёха отпрыгнул, немец повалился на колени, схватился за разрезанную шею, чтобы остановить поток крови и повалился носом в землю. Кошкин отволок его в кусты, пнул ногой - мёртвое тело покатилась в канаву, которая тянулась по всему периметру окружая бывшую пересыльную тюрьму, как крепостной ров старый рыцарский замок. Резун поступил со своим точно так же: второе тело последовало за первым…