Да и отродье кажется впечатленным — смотрит на меня, будто взвешивая, стоит ли ради меня ввязываться в драку.

Нет. Не стоит.

Демон отступает, не поворачиваясь спиной и не сводя с меня глаз, светящихся хищным янтарём.

Отлегло. Теперь меня сожрёт только один демон. Я иронизирую, конечно, но…

Ну…

Пальцы сжимают рукоять катаны крепче. Раз второй на меня не напал — может, я еще могу побрыкаться за свою жизнь? Если вот сейчас резко крутануться, дать ему крылом по морде, а потом приложить святым огнем…

Жёсткие ладони опускаются на мою талию. Это что за игры с едой, скажите на милость?

Что за демон-маньяк, сначала пугал, а теперь, что, перед тем как сожрать, пригласит меня на партию вальса?

— Скажи-ка на милость, птичка, что ты тут делаешь, да ещё и в одиночку? — опасным шепотом и прямо мне на ухо интересуется…

Генри?!

— Ты-ы-ы! — я дергаюсь, пытаясь развернуться к этому рыжему паршивцу. — Какого черта? Ты за мной шел? Ты меня пугал?

Он! По бесстыжей улыбке вижу, что он.

— Ну, прям уж пугал, — Генри хмыкает, не разжимая пальцев и соскальзывая ладонями мне на живот. Его хватка все больше походит на объятия. Крепкие такие — черта с два вывернешься.

— Пугал, — категорично бросаю я, вцепляясь в его пальцы и пытаясь их разжать, — будешь врать, что нет?

Ага, конечно, так я и справилась с пальцами исчадия ада. Их будто ко мне приварили…

— Не буду, мне врать нельзя, — Генри фыркает, опуская подбородок мне на плечо, — птичка, знаешь, я по тебе ужасно скучал. И это внезапно правда.

А мне внезапно приятно…

— Отпусти меня, — я поворачиваю голову, и некоторое время между моим лицом и лицом демона всего дюйма два. И он эти несколько минут не торопится исполнять мою просьбу, просто смотрит на меня, будто пытаясь отпечатать на дне своих темных янтарных глаз.

А потом все-таки Генри улыбается и выпускает меня из своей хватки. Настолько невозмутимо, что я ощущаю себя мышью, которую кот выпустил из лап.

На время, да-да, все мы это прекрасно знаем…

Он по-прежнему вопиюще харизматичен. Даже просто стоя и склонив голову набок, он напоминает язык замершего пламени, от которого сложно отвести глаза.

Та же кожаная куртка на широких плечах. Новая майка, на этот раз черная, с эмблемой какой-то рокерской группы. Джинсы на два тона темнее, чем те, в которых я его видела с Ланой.

Нет, если бы он обчистил какой-нибудь магазин — это бы отразилось в кредитном счете. Я бы увидела. Но я не видела. Так откуда он берет шмотки?

— Святоши из мелких монастырей по окраинам раздают одежду бездомным, — насмешливо замечает Генри, замечая мой чересчур пристальный интерес к его одежде, — а у меня нет документов, и я умею очень хорошо изображать слегка сумасшедшего. Они вызывают копов, но одежду дают сами. По своей воле. Копы же приходят, когда я уже ухожу. За воровство это не считается. И за ложь тоже. В конце концов, мои воспоминания о моей смертной жизни твоим современникам кажутся настоящим безумием. Правда, частить с этим я не могу, все-таки рядом с церквями паршиво и мне.

Как же… Очень по-демоничному он решил эту проблему… Если приглядеться — можно заметить, что куртка слегка потертая, явно бывшая в употреблении, а после сданная каким-то модником, как переставшая быть ультра-актуальной.

— Умно… — Генри на это моё замечание только пожимает плечами. Это явно не самая свежая его идея.

— У меня нет возможности брать одежду на складе в Чистилище, приходится выкручиваться, — буднично откликается он, — когда ты уже триста лет как мертв — маневров не так уж много, на самом деле.

Ну… Можно было найти и другие, да. Вот только в современном мире — подобные проблемы можно было решить разве что трудоустройством, а даже на раздачу листовок без паспорта или прав не принимали. А даже организовать себе фальшивые документы было и дорого, и просто опасно тем, что все-таки засветишься в горячих сводках, и экзорцисты явятся по твою душу. Ведь любая фальсификация считалась введением в заблуждение и тут же отражалась в кредитной сводке.

Оставались только не самые законные методы заработка. И очень здорово, что Генри решал свои проблемы иными путями.

На плече у демона — сумка. Моя темно-зеленая сумка. Та самая.

— Ты пайки с собой носишь, что ли? — удивленно уточняю я. Генри же криво ухмыляется.

— Знаешь, птичка, я еще со смертной жизни знаю, свою еду нельзя оставлять без присмотра. Только там у меня была война и голодные сослуживцы, а здесь — охота и не менее голодные конкуренты. А уж когда ночуешь в компании демонов, не станешь оставлять такую роскошь как паек из амброзии без присмотра.

— Ясно, — я киваю и продолжаю на него смотреть, выискивая признаки того, что он близок к срыву. Нет. Он будто даже расслаблен, смотрит на меня с ленивым любопытством, снова и снова напоминая мне кота, заинтересованно наблюдающего за мышью, бегающей между его лапами.

— Знаешь, я не поверил, когда тебя почуял, — задумчиво произносит Генри, — но у тебя довольно сильный и очень чистый запах, это редкость, его сложно с чем-то перепутать. Так что ты тут делаешь, птичка? Почему в Лондоне? Всё-таки решила сбежать ко мне?

— Ох-х, — я поморщилась, — это долгая история. Нет, я ещё не решила. Вообще, я осталась без ключей, меня напарник бросил тут одну.

Историю про Дэймона Генри слушает молча. Чуть щурится только, явно прикидывая что-то свое.

— Значит, ищешь способ возвращения? — медленно повторяет он, когда я заканчиваю.

Я согласно киваю.

— Обязательно делать это сейчас, — Генри вопросительно изгибает бровь, — или мы можем прогуляться?

— Я устала, — тихо вздыхаю я.

— А я, кажется, ужасно оголодал, — демон строит псевдо-страшную физиономию и оскаливается, — и только беседа с моим поручителем спасет меня от срыва. Неужели ты меня бросишь, Агата Виндроуз?

Судя по тому, что он это произносит вслух — а он старается не врать — это может быть даже правдой. И всё таки он явно пытается меня рассмешить.

— Ну, завязывай меня пугать, ужасное исчадие, я помню, ты жутко страшный, — я пихаю Генри кулаком в плечо и с удовольствием наблюдаю улыбку на его лице, —