С одной стороны, сейчас пожилой учительнице не хотелось ничего знать о бывшем зяте. Живой он или мертвый, ей все равно. Но при этом женщина гнала от себя ужасную мысль: вдруг Алик приехал, потому что захотел встретиться с сыном. Зачем ему мальчик после стольких лет забвения? Роберт не может иметь отношения к гибели поганца Алика. Если бы у нее была возможность, убила бы негодяя, задушила собственными руками, а мальчик на такое не способен. Но спрашивать, был ли он в гостинице у своего отца, Ольга Захаровна не хотела, боясь услышать утвердительный ответ.

Все-таки замечательно, когда есть такой друг, как Вадик Тымчишин. Он, конечно, бывает веселым балаболом, но как в журналистике без этого? Если слово – твой главный рабочий инструмент?

Вадик отвез Юльку сначала к дому Ольги Захаровны, а потом (учительницы дома не оказалось) в редакцию, болтая при этом без остановки, как радио в парке, которое за день ни разу не выключается.

– Юль, у меня теперь будет фото со своим трупом. Вставлю снимок в рамку и повешу в редакции.

– Фу! Глупости какие! Дурные у тебя пристрастия: один раз мертвяка сыграл, но зачем это тиражировать?

– А хочешь, тебе фотографию подарю?

– Нет, спасибо. Твой «труп» мне не нужен.

– Тогда я Миле Сергеевне подарок сделаю. Будешь завидовать, Сорнева, да поздно будет.

Юлька рассмеялась.

– Ты мне живой дороже, Тымчишин! Не скучно с тобой! Ты, как фокусник, все время вытаскиваешь из шляпы белых кроликов, и непонятно, когда они в твоей шляпе закончатся. Я, Вадичек, про твой мужественный поступок обязательно напишу в газете. Не каждый решится сыграть роль трупа. Пусть знают наших!

– Между прочим, могла бы записать со мной интервью! Мне славы хочется! Пусть пока и как актеру эпизода.

– И как назвать интервью? «Дорогие читатели, живой говорящий труп расскажет вам много интересного»? Ты ж лежал себе, полеживал с закрытыми глазами. О чем в интервью рассказывать?

– Сорнева! Сказывается твое пренебрежительное отношение к творческим людям и эпизодическим ролям. А сказать я могу многое. Пол был грязный, стоило помыть. Я, между прочим, в хорошем дорогом костюме лежал. И еще я теперь знаю, кто как пахнет. От Мишки Оленина разило рыбой. Чего его с утра на рыбу потянуло? А от Кима пахло пивом.

– Ой, Вадик! – Юля захохотала. – С тобой невозможно!

– Невозможно что? – подначил Тымчишин.

– Невозможно хорошо, – честно призналась девушка.

– Я тебя сегодня веселю, подруга, стараюсь. Ты какая-то поникшая. С материалом что-то не так?

– Который про съемки сериала… Тут все нормально, дополню деталями, в том числе про тебя, великого актера эпизода, и сдаю в следующий номер.

– А про убийство оператора?

– Пока сложно, не хватает информации. Разрозненные кусочки лежат по разным карманам у разных людей.

– Ты думаешь, по карманам шарить нехорошо?

– Если бы просто по карманам… Я пытаюсь проникнуть в душу.

– Да, подруга, я понимаю, о чем ты. Но ты же отлично умеешь заводить связи и знакомства.

В редакции, как всегда, было шумно. Когда одновременно несколько сотрудников работали за компьютерами, казалось, десяток маленьких барабанщиков не в такт стучат палочками по своим инструментам. Руководила «творческим оркестром» ответственный секретарь газеты Мила Сергеевна.

– Завтра последний срок сдачи материалов! Тебя, Тымчишин, это тоже касается.

– Про мои планы, Милочка Сергеевна, вы скоро будете узнавать из светской хроники.

Юлька прыснула.

– Скоро все газеты выйдут с заголовком «Известный актер Вадим Тымчишин был неотразим на красной дорожке».

– Ну, пока тебя на дорожку не пустили, материал сдай! – отрезала Мила. – Ни разу вовремя материал не сдал!

– И так всегда! Не понимают творческого человека… А я вам хотел свое фото подарить! Теперь не подарю!

Юлька улыбалась и думала о том, что слухи о неуправляемости журналистов и их недисциплинированности правдивы лишь отчасти. Творчество – удел отнюдь не ленивых или безвольных людей, даже если у них отсутствуют пунктуальность и дисциплина, а беспорядок на рабочем месте нормальное, обычное состояние. Журналисту, помня о сроках сдачи материала, всегда нужно работать, не останавливаясь на перекуры. И очень важно уметь преобразовывать творческую энергию в созидательную, как делает их главред Заурский.

Оттого и атмосфера в редакции всегда такая, что хочется творить. Материал, он как головастик в пруду, сначала неподвижно висит в воде, потом у него вырастают лапки, жабры, а потом появляется маленький лягушонок. Такое превращение называется метаморфозом, чудом живой природы. Рождение материала тоже чудо – результат акта творчества, работы души. И сейчас Юлька будет «выращивать» своего «головастика» из маленьких икринок информации.

Девушка включила компьютер и вставила флешку. Надо записать свои ощущения, так будет легче думать. Вадик прав: интервью – это неоценимая помощь в поиске информации. И еще необработанное, «сырое» интервью имеет даже большую ценность – это пока не художественный текст, а отражение человека таким, какой он есть, с индивидуальными особенностями и возможностью отыскать скрытый смысл в «живых» словах.

Итак, для начала журналистка Сорнева составила коллаж из своих представлений о «свидетельницах по делу» оператора Царева.

Ольга Захаровна.

Знала убитого Алика Царева-Царегородцева давно, со школьной скамьи.

Алик – ее бывший зять.

Фактически обвиняет его в смерти дочери.

Воспитывает сына Царева-Царегородцева по имени Роберт.

Ненавидела погибшего. Имеет все мотивы для убийства. Неискренна.

Учитывая возраст и физическое состояние, убить не могла. Или могла?

Жанна.

Знала убитого давно и хорошо, со школьной скамьи.

Ученица Ольги Захаровны.

Вероятно, любила Алика Царева-Царегородцева.

Потом возлюбленный изменил ей с ее лучшей подругой Наташей.

Помогала Наташе и ее сыну.

При этом Наташу так и не простила.

Эмоционально уравновешенная.

Знала, что Царев-Царегородцев не пропал без вести.

Об убийстве якобы не знала. Или знала?

Убить могла.

Татьяна.

Знала убитого давно и хорошо.

Вероятно, тоже была в него влюблена в школьные годы.

Ученица Ольги Захаровны.

Переживала за подругу Наташу.

Помогала Наташе и ее сыну.

Чью сторону приняла – Наташи или Жанны, – не вполне понятно.