Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отойдите!
И колеблющаяся щитовая стена распалась, и Колючка посмотрела в щель. А там… там бежали коневоды, целая толпа их, нет, куча, они ползли, как насекомые, огибали тела своих павших, быстро перепрыгивали, и в глазах у них была смерть.
А потом совсем рядом словно бы громыхнуло громом, и вспыхнул свет, и ближайший ужак опрокинулся назад, словно бы его столкнул вниз по склону гигантский палец. А потом щелкнуло и хлопнуло еще, и команда недоуменно зароптала – потому что вниз укатился еще один человек, укатился подобно детской игрушке, и пламя вспыхнуло у него на плече.
Скифр завывала все громче и пронзительней, из эльфской реликвии вылетали ошметки блестящего железа и падали, дымясь, на траву у ее ног. Люди скулили, смотрели, раскрыв рот, и цеплялись за амулеты – страшное ж колдовство, страшней, чем ужаки! Шесть громовых ударов раскатилось над равниной, и шесть мужей пали мертвыми и искалеченными, а остальные коневоды развернулись и бежали, крича от ужаса.
– Великий Боже, – прошептал Доздувой, осеняя грудь священным знамением.
На холм опустилось молчание. Впервые за долгое время не слышалось ни звука. Только ветер шептался с травой и булькало что-то в горле Одды. И пахло странно, словно бы жженым мясом. Один из ошметков металла подпалил траву, Скифр шагнула вперед и затоптала пламя сапогом.
– Что ты наделала? – прошептал Доздувой.
– Я произнесла имя Божие, – ответила Скифр. – Имя, написанное огненными письменами, открытое лишь знающим эльфьи руны, ибо эльфы запечатлели его до Разрушения Божьего. Я сорвала Смерть с ее места у Последней двери и отправила выполнять мои приказы. Но за такое нужно платить. Всегда нужно платить.
И она подошла к Одде, что сидел, весь бледный, прислонившись к дереву. А Сафрит склонилась над ним, пытаясь вытащить стрелу.
– В имени Божием семь букв, – сказала она, направляя на него смертоносную железную штуку. – Прости.
– Нет! – вскрикнула Сафрит, пытаясь заслонить собой Одду, но тот осторожно отодвинул ее.
– Кто хочет умереть стариком?
И он снова оскалился в безумной своей улыбке, только теперь подпиленные острые зубы блестели красным.
– Смерть ждет каждого.
И следом раздался еще один оглушительный хлопок, и Одда выгнулся, задрожал, а потом упал и не двигался, и из черной дырки в его кольчуге поднимался дымок.
Скифр стояла и смотрела под ноги.
– Я же сказала, что покажу вам настоящее волшебство.
– Они бегут.
Ветер вскинул волосы и облепил окровавленное лицо. Колючка смотрела вслед ужакам – всадники и лишенные седоков кони уже исчезали среди моря травы.
– И я их очень хорошо понимаю, – пробормотал Бранд, наблюдая за Скифр.
Та снова запахнула плащ, плюхнулась в траву и вцепилась в амулеты на шее. И уставилась неподвижным взглядом в переливающиеся жаром уголья.
– Мы хорошо сражались, – сказал Ральф, но голос его казался безразличным и мертвым.
– Руки из стали, – и Фрор кивнул, отирая мокрой тряпкой краску с лица. – О такой победе только в песнях петь.
– В общем, мы победили.
И отец Ярви поднял кусок металла, что Скифр оставила на траве. И повернул его к солнцу. Металл заблестел. Какая-то штука, пустая внутри, и она все еще дымилась. Как такая может пролететь через равнину и убить человека?
Сафрит мрачно покосилась на Скифр и отерла окровавленные руки:
– Победили. Только с помощью черной магии.
– Мы победили, – отец Ярви пожал плечами. – У битвы есть два исхода, и этот – предпочтительнее. Пусть Отче Мир оплачет наши методы. А Матерь Война обрадуется результатам.
– А что насчет Одды? – пробормотал Бранд.
Ничто не брало этого коротышку, и вот он ушел через Последнюю дверь. Все, шутки кончились…
– Он бы не выжил. Такая рана… – пробормотал Ярви. – Либо он, либо мы – так обстояло дело.
– Безжалостная арифметика, – отозвалась Сафрит и сжала губы в ниточку.
Служитель даже не посмотрел в ее сторону:
– Вот такие уравнения и положено решать начальствующему…
– А вдруг это колдовство навлечет на нас проклятие? – спросил Доздувой. – Вдруг Бог снова расколется? Вдруг…
– Мы – победили.
И голос отца Ярви сделался холодным, как сталь обнаженного меча, и он сжал пальцы своей здоровой руки вокруг круглой штуки из эльфьего металла, и костяшки пальцев побелели.
– Поблагодари же за это бога, в которого ты веришь, если знаешь, как это делать. И помоги остальным похоронить мертвых.
Доздувой захлопнул рот и ушел прочь, качая огромной башкой.
Бранд разжал стертые пальцы и уронил щит. Нарисованного Рин дракона изрубили и покорябали, на краю блестели свежие зарубки, а повязки на руке пропитались кровью. Боги, сколько ж на нем синяков и ссадин, и как же болит все тело. У него сил стоять не осталось, не то что спорить насчет того, что такое хорошо и что такое плохо и что есть благо в данном конкретном случае. К тому же у него шея в одном месте ободралась. Он потрогал – мокро как-то. Царапина небось, только кто заехал, друг или враг, он не знал. А не все ли равно, болит одинаково…
– Положите их как подобает, – говорил тем временем отец Ярви, – срубите эти деревья для погребальных костров.
– Что, и этих ублюдков? – удивился Колл и показал на окровавленные и ободранные трупы коневодов, которые валялись на склоне.
Вокруг них уже ходил кто-то из команды, приглядывался, не забрать ли что ценное.
– И их тоже.
– А их-то зачем на погребальный костер класть?
Ральф взял парнишку за локоть:
– Потому что если мы здесь нищих побили, мы сами нищие. А ежели мы побили славных мужей, мы славней их.
– Ты ранен? – спросила Сафрит.
Бранд поглядел на нее так, словно бы она на иноземном языке с ним говорила:
– Чего?
– Сядь.
Вот это совсем нетрудно было исполнить. Колени так ослабли, что он еле стоял. И сидел и смотрел на исхлестанную ветрами вершину холма, как люди отложили оружие и принялись сволакивать тела в длинные ряды, а остальные взялись рубить деревья – на костер. Сафрит наклонилась над ним и ощупала порез на шее сильными пальцами.
– Неглубокий. Видала я и похуже раны.
– Я человека убил, – пробормотал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
Наверное, это звучало, как похвальба, но только он не хватился.
– У него ж, наверное, семья была. И он о чем-то думал, на что-то надеялся…
Ральф присел на корточки рядом с ним и поскреб в бороде.