Колючка с удивлением увидела, что в руке он сжимает поблескивающий в свете костра кинжал.

– Храбрей гребца я не видал, ни среди мужей, ни среди дев. Оскорби ее еще раз – убью, ибо так мне велит долг товарищества.

– Я с тобой встану, – проревел Доздувой, отбрасывая одеяло.

И выпрямился во весь свой немалый рост.

– И я.

И рядом с ней вырос Бранд, и в перевязанной его руке был тот самый красивый кинжал.

Тут руки потянулись к оружию с обеих сторон от костра – эля выпито было много, добавьте к этому уязвленную гордость, да и проиграли многие, когда бились об заклад… Одним словом, все могло обернуться кровавой дракой, а то и смертоубийством. Но тут меж насупленными мужиками прыгнул отец Ярви:

– Разве у нас не достаточно врагов? Зачем делать врагами друзей? Зачем напрасно лить кровь? Давайте разожмем кулак, пусть кулак превратится в ладонь! Почтим Отче Голубок! Вот, смотрите!

И он сунул руку в карман и бросил Гнутому что-то блестящее.

– Что это? – рявкнул кормчий.

– Серебро королевы Лайтлин, – умильно улыбнулся Ярви, – и на каждой монете отчеканен ее профиль!

У служителя было меньше пальцев, чем нужно, однако теми, что имелись, он пользовался с невероятной ловкостью – Ярви принялся разбрасывать сверкающие в свете костра монетки между людьми с «Черного пса».

– Не нужны нам ваши подачки! – гаркнул Гнутый, хотя многие уже бухнулись на колени – монетки подобрать.

– В таком случае, считайте это платой вперед! – воскликнул Ярви. – За то, что королева выплатит вам, если вы явитесь перед ней в Торлбю! Она и ее супруг король Атиль всегда рады храбрецам и искусным воинам! Особенно тем, кто не слишком любит Верховного короля!

Дженнер Синий тут же поднял чашу:

– Ну! За королеву Лайтлин, за ее щедрость и несказанную красоту!

И все радостно заорали, и налили, и он тут же тихонько добавил:

– И за ее коварного-прековарного служителя…

А потом добавил еще тише и подмигнул Колючке:

– Не говоря уж о той, что сидит на кормовом весле и вообще всех затмевает…

– Что случилось?! – крикнул Колл, выбираясь к костру – заспанный, встрепанный и путающийся в одеяле.

Он все-таки запутался окончательно, рухнул наземь – и опять стошнился. Все чуть животики не надорвали со смеху.

И уже через несколько мгновений все рассказывали друг другу истории, и обнаруживали общих друзей, и спорили, чей кинжал лучше, а Сафрит уволокла сыночка за ухо и макнула в реку головой. Гнутый остался в одиночестве – он так и стоял, руки в боки, и метал убийственные взгляды в сторону Колючки.

– Сдается мне, ты приобрела в его лице врага, – пробормотал Бранд, пряча кинжал в ножны.

– О, врагов я приобретаю с невероятной легкостью. Что там говорит отец Ярви? Враги – это цена успеха.

И она крепко обняла их за плечи, обоих – и Бранда, и Одду, и заметила:

– Удивительно, что у меня еще и друзья появились!

– За щиты! – заорал Ральф.

И Бранда так и подкинуло от страха – только что он видел сладкие сны о родном доме, и вдруг раз – и из-под теплого одеяла нужно вылезать в утренний холод, а над головой алеет небо цвета крови.

– За щиты!

Люди суматошно выбирались из постелей, наталкивались друг на друга, носились, как спугнутые овцы – полуодетые, непроснувшиеся, кто при оружии, кто еще нет. Кто-то наступил на угли кострища, когда несся мимо, вихрем полетели искры. Кто-то отчаянно лез в кольчугу, путаясь в рукавах, и ревел от натуги.

– К оружию!

Колючка подскочила и встала рядом. На нестриженой половине головы волосы свалялись в безобразные колтуны, торчали космами среди наспех заплетенных косичек. А вот оружие в ее руках лоснилось свежей смазкой, и выражение лица было самое решительное. Бранд смотрел на нее и… набирался храбрости. Потому что, боги, храбрость ему сейчас очень была нужна. Он очень хотел набраться храбрости и отлить.

Они разбили лагерь в излучине реки, на единственном на многие мили холме с плоской вершиной. Из склонов торчали осколки камней, из вершины – пара кривоватых деревьев. Бранд побежал к восточному склону, где собиралась команда. И оглядел похожую на океан плоскую равнину, которая тянулась к самому рассветному солнцу. Трясущимися руками он протер заспанные глаза и увидел всадников. Призрачных всадников, скачущих сквозь утреннюю дымку.

– Коневоды? – пискнул он.

– Ужаки, я полагаю, – отец Ярви стоял, прикрывая бледные глаза ладонью от света Матери Солнца. Та как раз вставала кровавым пятном над горизонтом. – Однако они живут по берегам Золотого моря… Не понимаю, что привело их сюда…

– Невероятно сильное желание поубивать нас? – подсказал Одда.

Всадники уже виделись вполне отчетливо: красные отблески солнца на наконечниках копий и кривых мечах, на шлемах в виде звериных голов.

– И сколько их? – пробормотала Колючка – под кожей бритой части головы ходуном ходили мускулы.

– Восемьдесят? – Фрор наблюдал за приближающейся конницей совершенно спокойно – прям как за соседом, пропалывающим грядку. – Девяносто?

Тут он развязал мешочек, плюнул в него и принялся что-то размешивать пальцем.

– Сотня?

– Боги, – прошептал Бранд.

Теперь он слышал топот копыт. Коневоды приближались, над степью разносились их странные, ни на что не похожие вопли. Вокруг тоже рычали и звенели оружием: все спешно готовились к бою и призывали помощь богов. Один всадник подскакал ближе – стало видно, что у него длинные, развевающиеся на ветру волосы – и выстрелил из лука. Бранд съежился, но это был пристрелочный выстрел – так, подразнить. Стрела упала в траву, не долетев до них и половины склона.

– Старый друг как-то сказал мне: чем больше у врага численный перевес, тем слаще победа, – заметил Ральф, пробуя мозолистыми пальцами тетиву.

Та сердито загудела.

Доздувой распеленал из промасленной ткани свой гигантский топор:

– Ага. А смерть ближе.

– Кто хочет встретить Смерть стариком, греющимся у очага? – Одда растянул губы в своей безумной улыбке, на зубах блеснула слюна.

– Не вижу в этом ничего плохого.

Фрор запустил руку в мешочек и вытащил ее всю перемазанную в синей краске. Потом приложил ладонь к лицу – остался здоровенный отпечаток.

– Но я готов.

А вот Бранд был не готов. Совсем. Он вцепился в щит, на котором Рин нарисовала дракона – когда это было-то, словно вообще в другой жизни… Вцепился, до боли в изодранных веревкой ладонях, в рукоять своего топора. А коневоды носились вокруг, то разделяясь, то съезжаясь вместе, они текли по степи подобно быстрому потоку – и неуклонно приближались. Над рогатым черепом развевалось белое знамя. Он уже мог разглядеть свирепые, перекошенные, злобные лица, вытаращенные глаза. Как же их много…