— Что, если постирать ее с порошком? — спросил я у дородного чистильщика, который заинтересовался этим делом.

— Ей это уже не повредит, — саркастически ответил он. Так что я постирал тряпку и снова отгладил, но кончилось все тем же — бирюзовая тесьма, неопределенный узор, упрямые черные пятна.

При помощи «желтых страниц» я отыскал выставку известного дизайнера по тканям. Неимоверно вежливый старик объяснил мне, что узор на моей тряпке выткан, а он работает с тисненым рисунком. Разный рынок сбыта, сказал он и направил меня в торговые фирмы, клиентами которых были толстосумы. Нужно проконсультироваться с декоратором, сказал старик и любезно написал мне небольшой список фирм.

Первые две не помогли мне ответить на вопрос. По третьему адресу я наткнулся на не очень загруженного работой молодого человека лет двадцати, который с интересом отнесся к моей проблеме. Он развернул бирюзовую ленту и поднес ее к свету.

— Это шелк, — сказал он.

— Настоящий шелк?

— Несомненно. Это была дорогая ткань. Узор выткан. Вот посмотрите.

— Он протянул мне лоскут, показывая изнаночную сторону. — Это заметно.

Где вы ее взяли? Выглядит очень старой. Прекрасно. Красители органические, не минеральные.

Я принял во внимание его явную молодость и спросил, не может ли он поискать второго консультанта.

— Потому что я только что из школы дизайна? — предположил он, явно не обидевшись. — Но я изучал ткани. За это меня здесь и держат. Я знаю их.

Дизайнеры их не делают, они ими пользуются.

— Ну тогда скажите мне, что же это такое.

Он ощупал бирюзовый лоскут, приложил его к губам и к щекам — он обращался с ним так, словно это был хрустальный шар.

— Это современная копия, — сказал он. — Очень искусно сделанная.

Это лампасная ткань, сотканная на жаккардовом станке. Этого мало, чтобы судить уверенно, но я думаю, что это копия шелковой портьеры, сделанной Филиппом де Ласалем в 1760 году. Но фон оригинала не был сине-зеленым, он был кремовым, с узором из лиан и листьев зеленого, красного и золотого цветов.

Это меня поразило.

— Вы уверены?

— Я просто провел три года за изучением этих вещей.

— Ну а кто же сделал это сейчас? Или мне придется ехать во Францию?

— Вы можете обратиться в пару английских фирм, но, знаете...

Его бесцеремонно прервала сурового вида женщина в черном платье, с огромным ожерельем ацтекского стиля на груди — она влетела в комнату и остановилась у стола, на котором лежала непрезентабельная тряпка.

— Чем вы занимаетесь? — спросила она. — Я просила, чтобы вы составили каталог новой партии бисерной отделки. — Да, миссис Лэйн.

— Ну так займитесь этим, пожалуйста. Сейчас же.

— Да, миссис Лэйн.

— Чем могу вам помочь? — живо спросила она у меня.

— Мне нужны только имена некоторых ткачей.

По дороге к своей бисерной отделке мой источник знаний бросил через плечо:

— Похоже, это именно ткач, а не фирма. Спросите Саула Маркуса.

— Где? — воззвал я.

Он скрылся из виду. Под негостеприимным взглядом я забрал свою тряпку, одарил миссис Лэйн плакатной улыбкой и вышел.

Я отыскал Саула Маркуса — сначала его телефон в справочнике, а потом и его самого в художественной студии поблизости от Чезвика, на западе от Лондона, где он создавал свои узоры для тканей. Он с интересом посмотрел на мою тряпку, но покачают головой.

— Это может быть работой Патриции Хаксфорд, — неуверенно предположил он наконец. — Можете спросить у нее. Она иногда делает — или делала такие вещи. Больше я никого не знаю.

— Где ее можно найти?

— Суррей, Суссекс. Где-то там.

— Большое спасибо.

Вернувшись на Пойнт-сквер, я стал искать Патрицию Хаксфорд по всем телефонным книгам Суррея, Суссекса и граничащих с ними южных районов Кента и Гемпшира, которые у меня только были. Среди имеющихся там Хаксфордов ни один не был ткачихой Патрицией.

Мне в самом деле нужен помощник, подумал я, попрощавшись с миссис Полой Хаксфорд, женой торговца. Такие поиски отнимают много времени. Черт бы побрал Чико и его заботливую жену.

Затем я обратился к компьютерной справочной системе. Обычно, чтобы получить номер телефона, нужно назвать адрес, но компьютерная система высокомерно выплюнула обратно Патрицию Хаксфорд из Суррея — слишком мало данных.

Я попробовал найти Патрицию Хаксфорд из Гилфорда (это главный город графства Суррей), но нашел только двух П. Хаксфорд, которых уже проверял.

Кингстон, Суррей — результата нет. Я последовательно перепробовал все остальные главные районы: Саттон, Эпсом, Лезерхед, Доркинг... Может, Суррей и невелик по площади, но очень населен.

По счастью, Хаксфордов не так уж много. Хорошо еще, что ее фамилия не Смит.

Ну, тогда попробуем Суссекс. Здесь есть Восточный Суссекс (со столицей в Льюисе) и Западный Суссекс (Чичестер). Я мысленно подбросил монетку, выбрал Чичестер и получил потрясающий результат. Безликий голос сообщил мне, что номер телефона Патриции Хаксфорд закрыт и получить его можно только с разрешения полиции в критической ситуации. Его даже не было в разделе справочного вызова, когда можно уговорить оператора позвонить по этому номеру. У Патриции Хаксфорд была вторая степень закрытия, и таким способом до нее добраться было невозможно.

Номера самой высокой, третьей степени закрытия, не значатся в справочниках вообще, так что операторы даже могут не знать, что они существуют, — это номера телефонов правительственных служащих, королевской семьи и шпионов.

Я зевнул, потянулся и перекусил кукурузными хлопьями.

Пока я без особого энтузиазма размышлял о поездке в Чичестер, которая означала больше семидесяти миль боли в руке, из Эйнсфорда позвонил Чарльз.

— Рад, что застал тебя, — сказал он. — Я говорил с Томасом Улластоном и подумал, что ты захочешь об этом знать.

— Верно, — с интересом согласился я. — Что он сказал?

— Ты, конечно, знаешь, что он уже не глава Жокейского клуба? Его срок кончился.

— Знаю.

Я сожалел об этом. Новый главный распорядитель был склонен относиться ко мне как к некой досадной помехе. Полагаю, что он имел к тому основания, но если приходится обращаться с просьбой, то лучше бы заручиться поддержкой начальства. Никто больше не испытывал благодарности за то, что я избавил их от негодяя, — они предали забвению неприятный инцидент, и с этим я был согласен, но не возражал против некоторой теплоты в отношениях.

— Твой вопрос ошеломил Томаса, — сказал Чарльз. — Он сказал, что не хотел причинять тебе неприятностей.