что вдохновение следует искать на улицах Парижа – в его садах и парках, среди толпы, на площади, за столиком в кафе. Что, если сделать для Салона огромное полотно (размер всегда важен, медали дают «громадинам»!), где будет изображена публика в саду Тюильри? Там дважды в неделю устраивают концерты. Никакого сюжета – просто впечатление от яркого света и свежего воздуха, дамские наряды, чёрные цилиндры (как трудно их, оказывается, рисовать!), беззаботность детских игр, знаменитые стулья, которые берут напрокат, – и неслышимая, но существующая музыка, ради которой и собралась в Тюильри благословенная публика…

Эдуард работает над картиной в упоении, не думая о том, что она должна кому-то понравиться, – впервые в жизни он пишет так, как ему хочется.

Анри Перрюшо, автор замечательной монографии о Мане, утверждает, что этот художник при жизни был заложником своего таланта. Мане, по мнению Перрюшо, вовсе не стремился бросить вызов загнивающему классицизму, как это делали, к примеру, прерафаэлиты. Нет, он всего лишь был верен собственному чутью, не позволявшему писать иначе. Он мечтал о наградах Академии, а шагнул прямиком в бессмертие. Он не думал о том, чтобы возглавить новое направление в искусстве, но стал отцом-основателем импрессионизма – что ж, оказывается, так тоже бывает.

«Музыка в саду Тюильри» (1862, Лондон) – программное, может быть, самое важное для всего творчества Мане произведение. Такое необычное, свежее, лихо и смело исполненное, что публика не поймёт, как на него реагировать. Автор был счастлив, когда писал его, и это счастье звучит в каждой детали картины, но представить её в Салон Мане не решился.

Он вновь переезжает – находит новую, более удобную мастерскую, удачно расположенную вблизи квартиры Сюзанны, которая живёт здесь со своим уже восьмилетним сыном-братом. Художник увлекается техникой офорта, переносит на доски работы своего любимого Веласкеса и неожиданно просит позировать для портрета своих отца и мать. Родители не могут отказать Эдуарду, тем более что картина у него получается поистине великолепная – такую не стыдно и на стену повесить! Он делает портрет испанского гитариста, гастролировавшего в Париже. Новыми работами он так доволен, что посылает «Гитарреро» (1861, Метрополитен-музей) и «Портрет родителей» (1860, Музей д’Орсэ) в Салон, почти уверенный в том, что ему не откажут. И действительно, оба полотна оказываются приняты. Счастье! Успех! Совсем недолго ждать признания, наград и премий!

Салон 1861 года открывается в первый день мая, и разочарованный Мане видит, что «Гитарреро» и «Портрет родителей» повешены крайне неудачно – на самом верху. Но публике обе работы нравятся, особенно «Гитарреро», и вскоре его перевешивают на удобное место, пониже. Свежая манера этих работ пленяет других молодых художников – вокруг мастерской Мане формируется кружок поклонников, и некоторые из них мечтали бы видеть Эдуарда в рядах борцов за революцию в искусстве. Но Мане не хочет ни с кем воевать – он видит сияющий блеск успеха, долгожданный восход, о котором грезил с самого детства. Его задевает пренебрежительный отзыв критика Легранжа: «Господин и госпожа Мане должны были многократно проклинать тот день, когда этот бездушный художник взял в руки кисти». Но на свежую рану проливается бальзам слов Теофиля Готье, прославленного писателя, восхищённого «Гитарреро». Работа удостоена награды Салона, господин Мане-старший ликует: «Что-то скажет об этом старый осёл Тома Кутюр?»

Мане на седьмом небе от счастья – его признали, он стал центром кружка, собирающегося каждый день за столиками кафе «Тортони». Он доказал своё право заниматься живописью, отец им гордится, мать и Сюзанна рады его успехам. Эдуард вновь меняет мастерскую, оседая в квартале Батиньоль. Он пишет портрет своего коллеги, живописца Жозефа Галла, называет его просто «Читающий». Тем временем в Париж приходит новая мода – проводить временные выставки в частных галереях. Интерес к живописи столь велик, что Салона, проходящего раз в два года, явно недостаточно.

Художник получает приглашение выставить свои работы в одной из частных галерей. Он выбирает «Читающего» и «Мальчика с вишнями», имевшего большой успех. Счастливый год для Мане – и крайне тяжёлый для Бодлера, чьё состояние здоровья резко ухудшилось. Эдуард успевает сделать прелестный портрет сына («Мальчик с мечом», 1861, Метрополитен-музей) и вступает в 1862 год с идеей написать грандиозное полотно «Старый музыкант», где будут запечатлены обитатели злачного квартала Малая Польша. Он долго мучается с композицией (его вечно слабое место!), включает в число персонажей своего «Любителя абсента», а параллельно с этой громадной картиной, предназначенной для очередного Салона, решает сделать гравюру с «Мальчика с мечом». Медные доски для этого готовит ремесленник, живущий на левом берегу, близ площади Мобер. Проходя мимо этой площади в очередной раз, Эдуард Мане видит девушку необычайной красоты.

Место встречи – место казни

Площадь Мобер, которую провидение выбрало для первой встречи Эдуарда Мане и Викторины Мёран, – место примечательное и, даже по парижским меркам, особенное. Одна из старейших площадей города, Мобер получила своё имя в честь мэтра Альбера (сокращённого толпой до «Мобера»). Здесь ещё в XII веке проходили «открытые уроки» для всех желающих: уличным слушателям читали проповеди лучшие умы времени, в том числе Альберт Великий, учитель Фомы Аквинского. С появлением парижского университета нужда в бесплатных лекциях отпала, и Мобер стала местом казни ведьм и еретиков… Много невинных душ испустили последний вздох на этой площади, теперь же там работает один из лучших парижских рынков.

Эдуард Мане вряд ли задумывался о том, что на площади ведьм легко встретить ведьму. Не мог предположить и того, что встреча эта станет для него судьбоносной… Пока что он лишь судорожно подбирает слова для того, чтобы уговорить эту девушку позировать. Вообще-то у него нет и никогда не было проблем с женщинами. Он нравится им, он способен очаровать любую. Сюзанна вынуждена мириться с тем, что в жизни тайного супруга появляется то одно, то другое увлечение – натурщицы, случайные знакомые, дамы полусвета. Викторина Луиза Мёран – ни то, ни другое, ни третье. Ей восемнадцать лет, она, как и сам Мане, – коренная парижанка. Родилась на Монмартре, отец – гравёр, родной дядя был скульптором, так что в искусствах она разбирается не хуже вашего, мсье. Выговор у девушки, мягко говоря, не аристократический – в уличной толпе сочтут своей.

Невысокая, пропорционально сложенная, с белокурыми волосами такого оттенка, который иногда кажется рыжим, Викторина дерзко смотрит на Эдуарда, а он замечает, какие выразительные у неё глаза – ясно-карие. А ресницы светлые, ну надо же! Позднее девушка получит у художников прозвище Креветка – из-за своей миниатюрности и прозрачно-розовой кожи.

Викторина считает себя