— Son of a bitch! — матюгнулся штурман. Его, похоже, тоже зацепило, но пулемет за спиной стрелять не перестал. Значит, нормально пока, летим.

Дьявол! Пара гадов, бившая по 15-му борту, развернулась и заходит на мой самолет прямо с хвоста. Вспышки выстрелов на миг перекрывают обзор, отжимаю гашетки, ловлю цель, упреждение… Стрелок 15-го сейчас мог бы поддержать меня, но он молчит. Он вообще перестал отбиваться от наседающих с хвоста фоккеров… Эх, Кип… Надеюсь, ты только ранен. Даю еще очередь по истребителю, попавшему в прицел, и тут самолет сотрясает так, что в глазах темнеет…

Ох, голова… Спина… Сознание возвращается оттого, что в лицо бьет поток воздуха. Оп, над головой нет куска обшивки, а я вообще сильно откинулся назад и смотрю вверх, в небо. Надо сесть нормально… Ничего себе! Перед глазами жутковатая картина: башенку повредило конкретно — все остекление снесено к чертовой матери, рамы разворочены, но что удивительно — пулеметы и механизмы крепления на первый взгляд целы. В борт ударяет очередь и напрочь вышибает желание оценивать повреждения. Бой продолжается! Я потерял сознание всего на миг.

О нет… 15-го нет в строю, а 5-й прямо на моих глазах окутался пламенем и медленно пошел вниз… Джо, не спрошу я тебя о том, чего хотел. Боже, из нашей тройки остался только наш самолет! Немцы, ощутив вкус победы, начали играть — две пары отжали нас от остальной группы, сильно поредевшей, но все же более опасной, чем мы.

— Капитан! Капитан! — прижимаю ларингофон крепче, но в наушниках тишина. Черт, провода перерубило осколками… Чем измазаны колени штанов? Что это липкое? Кровь? Откуда?

Ай-ай! Голова, значит, разбита… От ветра слезятся глаза, смотреть тяжело. Где очки? Вот они лежат, слетели при обстреле. Быстро их на голову…

Ай!!! Нормально, терпимая боль, теперь осмотрись. Немцы не собираются нас добивать сразу, играют… Твари. Тут краем глаза я заметил, как дальнюю пару фоккеров неожиданно обратили в горящие куски металла неизвестные истребители. Внимание на них. Всего два, это И-210 — «короли»! Грозные маленькие самолеты подобно молниям врубились в еще одну пару фоккеров, и вот еще один фашист, потеряв хвост, стремится к земле. Схватка приобрела новые оттенки. Немцам, заигравшимся и совсем забывшим о нашем сопротивлении, не понравилось, что их больно бьют. Нет, вообще без внимания нас не оставили — пара 190-х прочесала по самолету из пулеметов, и меня вновь болезненно тряхнуло. В глазах помутилось, и… На мир пала серая пелена, она проясняется, боли нет, страха нет, есть враг — и его надо уничтожить. Звуки отчетливые, лишних движений нет. Поворачиваю стволы пулеметов, коллиматор разбит, но это не страшно, я вижу цель.

Вижу! Фоккер, заходящий в хвост моего самолета, я избрал в качестве цели. Он неожиданно окутался ярким белым контуром, постепенно переходящим в красный. В «сером» состоянии есть цвета? Звуки выстрелов слишком тихие, но так даже лучше. У истребителя противника срезало крыло, и он безвольной стальной тушей отправился на встречу с землей. Его ведомый сначала резко пошел вверх, потом лег на крыло и сорвался вниз. Куда, глупец? Враг ушел в невидимую зону за правый фюзеляж, но и наш самолет слегка сместился, опустив нос. Вот, ты тоже очерчен контуром.

Огонь. Вижу, как пули рвут корпус самолета над двигателем и перечерчивают кабину пилота. Готов. Где «короли»? Вот они, прорываются к нам, а у самих на хвосте пара фоккеров. Опасно. «Ишаки», пройдите как можно ближе — я отсеку преследователей. Словно читая мои мысли, пара советских истребителей разошлась в разные стороны, уводя за собой по одному преследователю, — и один идет ко мне. Контур И-210 тонкий и светится зеленым, а у немца контур жирный и мелькает красным. Давай, «король», уходи в сторону, открывай мне сектор. Вот так.

Длинной очередью провожаю вражеский самолет, но он невероятным маневром резко уходит вниз и резко исчезает из поля зрения. Мертвая зона. Сквозь дыру в полу вижу, что враг дымится, он поврежден, но его не преследуют. Не слышу выстрелов. Бой окончен. Осмотреться. Где враги? В зоне видимости больше истребителей противника нет. Где самолеты эскадрильи? Далеко слева и ниже, их всего пять…

Серая пелена медленно рассеивается, мир приобретает цвет, гул двигателей бьет по ушам, дребезжат оторванные куски обшивки. Тяжело мне… Фу-у-ух, как я устал… Чего это я, как робот, короткими сухими фразами размышляю? Все строго и по делу, лишь единичные вкрапления эмоций. Что, черт побери, со мной происходит?..

Откинувшись на сиденье, приветливо машу рукой пилотам «ишаков», зашедших нам в хвост. Они тоже машут и уходят в сторону остальных выживших в битве бомбардировщиков.

Сколько я сбил самолетов? Два современных скоростных истребителя — «Фокке-Вульф-190». И при этом я не пилот истребителя, а борт-стрелок бомбардировщика. Это нормально? Нет. Тогда вывод: я ненормальный. Не знаю, что это за наваждение со мной в ходе битвы. Что это за серая пелена? В этот раз было похоже на какой-то дешевый интерфейс киборгов из второсортных голливудских боевиков, когда показывают мир как бы их глазами. Еще эти контуры самолетов… Кто же мне объяснит, кто же мне скажет, в чем дело? Откуда-то слева выныривают еще три пары «королей». О, это же прикрытие! И где же вы, блин, были?

Стоп! Почему нас вообще без истребительного прикрытия отправили на задание?.. Почему? На скорость рассчитывали? Не знаю…

— А-а-а-а!

Не в силах больше сдержать накопившуюся усталость от этого недопонимания изо всех сил ударил руками по пулеметам. Мои кураторы знают, что к чему, но бегают вокруг и прячутся… Уроды! Вот прилечу, пойду к Карпову, достану из кобуры пистолет и приставлю к его башке. Задам пару вопросов — думаю, он ответит мне. А если не ответит, пристрелю его! Нового приставят. Тогда или это безумие будет длиться до бесконечности, или меня просто выведут в расход — зачем им психопат, пусть и из будущего?

Нет, я знаю, как правильно поступить… Я приставлю пистолет к своей голове. Пауэлл всего один, нового не найдут. Все, решено. Какое облегчение, когда четко знаешь свою цель. Прикрою-ка глаза, не могу, устал…

— Пауэлл? Пауэлл! Жив… Он жив!

Чего вы таки орете, идиёт? И вообще, кто это? Опа, а это сюрприз. Полковник Дерби смотрит на меня, стоя прямо за разбитым остеклением башенки.

— Я жив… Что с экипажем? Капитан Стюарт жив? Ди жив?

Полковник тяжело вздохнул и улыбнулся:

— Капитан легко ранен в руку, первый лейтенант Ди получил легкие осколочные ранения во все конечности. Но оба они живы и будут жить. А пока помолчи, ты весь в крови…

Дерби собрался пропустить на свое место доктора, но я его остановил:

— Помогите мне выбраться.

— Ты ранен, не надо двигаться. Сейчас выбьют люк и тебя вытащат…

— Помогите выбраться, дайте руку.

Командир сломался и выполнил просьбу. Над головой что-то заскрежетало, и в лицо ударил поток света. Баовцы выломали лючок экстренного выхода. Пока полковник тащил меня наверх, я успел в полной мере ощутить счастье отбитых рук, ног и спины. Все ноет и не желает подчиняться. К самолету вплотную подогнали грузовик с кунгом и большим красным крестом на борту. В него уже грузят штурмана. Меня аккуратно спустили на землю и положили на носилки. Доктора, как назойливые мухи, зажужжали вокруг, на ходу срезали защитные очки и протерли раны на лбу, намотали бинтов и дали понюхать что-то дико дрянное, но бодрящее. Затем осмотрели мои ноги, говорят, множественные осколочные ранения, но очень легкие. Вкололи что-то в ногу, подняли, понесли.