— Проходите, присаживайтесь.

В этот момент кто-то входит в помещение следом за мной. Оглядываюсь через плечо. Капитан Уайт? Опять логично: он же доктор. Вдруг попаданец решит склеить ласты. Интересно, куда эти конспираторы парочку качков из группы силовой поддержки дели? Или они считают, что могут справиться со мной своими силами? Скорее всего, могут. Я, к своему сожалению, не очень-то и силен. Да, за последнее время я потяжелел до 95 килограммов, набрал неплохую физическую форму и стал ощутимо сильнее, здоровее и выносливее, но вот тот же Гримвэй меня, не вошедшего в «серое» состояние, завяжет в узел двумя пальцами. До сих пор не понимаю, как я смог его одолеть в том бою? Неужели мое «серое» состояние дает ТАКОЕ преимущество?

Мысли — штука быстрая, все это я успел продумать еще до того, как пятая точка моего тела коснулась мягкой поверхности сидушки стула.

— Здравствуйте, лейтенант. Мы рады, что вы не покинули нас. — Карпов всем своим видом выражал дружелюбие.

— Всегда пожалуйста. Рад помочь. — Отвечаем серьезно и решительно, даем понять, что нас красивыми словами не расслабишь.

— Мы знаем, что вы путешественник во времени и пространстве.

Ох, как вы, товарищ подполковник, с места в карьер! Не боитесь, что я с перепугу стрелять начну? Не боится… Ну тогда стрелять не стану, пойдем другим путем.

— А я знаю, что вы с самого первого дня наблюдаете за мной. — Дерби, как постоянный участник моих выходок, лишь улыбнулся, а Карпов нервно дернул щекой. — Товарищи офицеры… — Подполковник слегка повел бровью, но подобное обращение выдержал. — Скажите, вы меня проверяли для того, чтобы точно определить, путешественник ли я во времени и пространстве или, может, здорово прикидывающийся диверсант противника?

— И то и другое, товарищ…

Хотите имя мое вызнать, господа присяжные заседатели?

— Пока зовите меня, как и раньше. И я, и вы привыкли к этому имени?

Честно говоря, страшновато вот так общаться с сотрудником НКВД и непосредственным начальником. О последнем, конечно, можно поспорить, но первое — неоспоримо.

— Хорошо, Майкл. Наш мир сильно отличается от того, что вы знали об истории своего мира сороковых годов?

— Да, и отличия очень серьезные. — Дело идет к своей логической основе.

— Нам, к сожалению, неизвестно, из какого вы мира, поэтому нам неизвестно, какова была его история. — Подполковник умолк, глядя на меня. Пока что я был в норме, ничем не ошарашен, и времени на размышление можно не давать.

— Продолжайте, сэр.

— Наш мир изменялся под воздействием многих причин, одной из которых является феномен появления у нас большого количества путешественников во времени и пространстве. Они уже успели стать обычным делом для нас. Счет зарегистрированных в СССР и США путешественников во времени и пространстве уже идет на тысячи. При этом мы не знаем точно, сколько подобных путешественников в других странах мира. Но с уверенностью можно сказать, что они есть во многих странах. Самый же первый официальный случай встречи с путешественником во времени датируется одна тысяча девятисотым годом. — Вот тут меня слегка подкосило. Я так и знал, товарищи, что попаданцев тут ПОЛНО! Но кроме прочего, попаданцы здесь давно обосновались! Где такое видано?.. — Во многом прогресс движется за счет получаемых от путешественников знаний…

— Вы всех путешественников прогоняете, как и меня, через центрифугу сложных проверок, чтобы потом получить от них знания?

— Нет. Ваше разительное отличие от всех появлявшихся ранее путешественников — это и стало причиной наших многочисленных проверок в отношении вас, Майкл…

Пересказывать все то, что я узнал о себе и о прежних попаданцах, совершенно ни к чему — слишком много лишних слов, размывающих главную мысль. Основой были следующие тезисы рассказа.

Первое — все прежние попаданцы не отличались особыми физическими и умственными способностями. А если быть точным — это были ватные дистрофики в возрастной группе примерно от 18 до 35 лет, не способные даже говорить. Поэтому первых попаданцев часто принимали за обычных, не буйных психически больных. Речи о передаче знаний из голов продвинутых путешественников в головы отсталых предков даже не шло.

Из первого тезиса выходит вопрос: а как же тогда появился тот прогресс, что имеется сейчас? Тут появляется тезис номер два. Со временем некоторые из попаданцев, живших под наблюдением семей сотрудников НКВД и ФБР, стали меняться. Заметно улучшалось их физическое и умственное состояние.

Здесь стоит сделать лирическое отступление. Мне из вышесказанного показалось, что до этих попыток «подселения» к семьям энкавэдэшников и фэбээровцев попаданцев держали под замком в темных лабораториях и всевозможных застенках, но ни к чему хорошему это не привело, и спецслужбы стали искать решение проблемы. И решили: дали попаданцам некоторую свободу и получили результат. Да такой результат, что можно было бросаться в пляс. Из дистрофиков постепенно «вырастали» вполне свободно мыслящие люди, способные самостоятельно выполнять довольно сложные действия и даже работать. Но вот особой разумностью они все равно не отличались. Если, например, удалось такому «свободному» попаданцу вспомнить технологию производства пенициллина или чего проще — процесс выточки деревянных ложек, то он всеми силами, как таран, стремится достичь своей цели. И что главное — таким попаданцам было плевать, для кого и ради чего они выполняют свою работу и передают те крупицы знаний, что открылись в их головах.

Я же целиком и полностью выпадаю из сложившихся стереотипов определения путешественника во времени. О моем появлении в этом мире непонятно как и почему, но знали. Даже знали предположительное место и время появления — Белоруссия, июнь 1941-го.

Капитан Браун и первый лейтенант Майкл Пауэлл были членами одной из групп, ждавших моего появления. Я появился, но меня не встретили, как хотели, да и сам попаданец оказался необыкновенно шустр для стандартного путешественника во времени. По этой причине меня решили проверить, устроив большой аттракцион под названием «подготовка рейнджера» с использованием экзотических приемов, таких как потакание инициативе по введению нового предмета с созданием собственного учебного пособия, свободные занятия по рукопашному бою с командиром, допуск к осмотру новинок вооружения и прочее. Отдельная песня была с безумными занятиями по летной подготовке. Их больше никогда рейнджерам преподавать не будут — это были занятия для меня. Видите ли, захотелось товарищам из НКВД и Офиса стратегических служб испытать попаданца по полной, типа «раз он такой необычный весь, справится он с такой сложностью?». И бросили тушку Пауэлла в экстремальные условия, находящиеся за гранью его стандартной подготовки. А потом сильно удивились, узнав, что попаданец адаптируется к любым условиям и выполняет поставленные задачи на «отлично», просто считая это нормой.

Оказалось, что я сбил не два фоккера, а три! Тот, который дымил и смог уйти от меня, не дотянул до фронта и размазался прямо перед советскими позициями.