Обворожительный вор княжеских сердец находит ладонь Алексея, пробегает по ней игриво. А когда отстраняется и уходит на звук фонтана, в руке остается трофей: перстень правителя. Титай поднимает вещицу над головой, разглядывает знаменитый по обе стороны моря герб и будто бы не обращает на Алексея никакого внимания. Сердце грохочет. Потому что показывается князю таким, какой есть. До дрожи страшно хранить секреты перед тем, кто небезразличен. Так что пусть он смотрит. Как Титай умеет убивать. Как умеет воровать. Как может лгать. Пусть знает, с кого хочет снять одежду. На самом деле не задумывался до этого момента о том, чтобы повторить ночь после пира. Теперь эта мысль становится откровением.

Титай уходит легко, почти танцует в лучах рыжего солнца, и на лице его играют яркие блики. Алексей идет следом не торопясь. Растягивает момент — приятный в череде суматошных и опасных. На свет выходит неторопливо, снимает с запястья украшенный римским стеклом браслет и подкидывает его в ладони, ловит, собирая лучи золотом украшения.

— Меняемся? В пару к твоему. Тебе больше подходят красные камни. А мне нужно еще как-то отправлять письма, без гербового перстня делать это будет сложновато. — Князя не пугает то, как управляется Титай с ножом. Как он ловок. Что он может быть ядовитее любого, кого доводилось знать. Каждый из Мечей тоже был не из золотых мальчиков. Но Титай, конечно, дело совсем другое. Совсем другое… — Ты уже поклялся мне в верности. Думаешь напугать тем, что на моей стороне есть такой опасный человек?

В сторону Титая летит браслет. Рубины искрятся на солнце. Поймав украшение с разворота, юноша кидает и свою недавнюю добычу в ответ, ускользая по ровным дорожкам все дальше во двор.

— Я не клялся тебе, князь. Только твоей жене, — усмехается, падая на широкий бортик фонтана.

По полупрозрачному с прожилками мрамору бегут капли. Нагретый массив камня ласкает спину, отдавая тепло, а от воды под кожей начинает течь прохлада, если коснуться глади пальцами.

— Не убивай коня. — Титай поворачивает голову, отрываясь от созерцания камней в золотой оправе. В Эдирне видел, как норовистых лошадей забивали, если те вредили именитым хозяевам. — Я его усмирю, если прикажешь. И Олубею могу объяснить, как сидеть на арабской лошади… Если захочешь. Кипрей не дикий и не безрассудный. Просто к нему нужен особенный подход. Чуть больше старания. — Он отчего-то смущается и хмурится.

Алексей надевает свое кольцо обратно, говорит, потирая ладонь:

— Считай, что клялся. Ты то собираешься исчезнуть, то учить моих детей. Делаешь вид, что нападаешь, но остаешься рядом, чтобы защитить. Ты знаешь имена всех моих сыновей, спасаешь, крадешь, с завидным постоянством пытаешься умереть и занимаешь столько места в моей жизни, что… Клялся. Иначе бы тебя сейчас не было здесь. — Алексей и прямолинеен, и хитер. Он касается случайно цветов, пока приближается по аллее к фонтану. Под ногами хрустят мелкие камешки. Не может не любоваться юношей, не замечать, как тому к лицу роскошь, не может не засматриваться на темные блестящие волосы, что свисают с бортика фонтана почти до земли. Садится рядом, заслоняя для него солнце. — Коня не трону — усмири и научи.

Конечно, князь согласится на такое предложение. А с чего бы отказать? Он не теряет, приобретает только. При любом раскладе. Даже подарок посла слишком хорош, чтобы от такого избавляться. Оба подарка, пожалуй. Таких, как этот конь, не истребляют просто за дурной характер. Таких можно держать даже и для красоты. Но если его обуздать, то станет гордостью и жемчужиной конюшни.

— Ты хорошо обращаешься с лошадьми?

Пальцы князя, влажные от воды, проходят по точеному профилю. На горячей южной коже следы высыхают быстро. Титай вздрагивает под прохладными прикосновениями. Дышит чаще, отворачивает голову. Подставляет шею, укрывая от княжеского взгляда разбитый висок. Растворенный в солнечном мареве, мир плывет и покачивается, как теплая колыбель.

— Я умею за ними ухаживать, — отвечает он на вопрос Алексея. — Могу учить коня следовать за человеком и слушаться. Могу понять, чего он боится, а чего хочет. Но верхом никогда не садился. Не разрешали. Думаю, всем было понятно, что если дать коня или хотя бы обувь, то меня и след простынет. — Молчит некоторое время, затем поднимается, опираясь руками позади себя. — Поэтому я научил Кипрея лягаться. Прости.

Князь ненадолго кладет ему на лоб все еще прохладную, но уже сухую ладонь, чтобы унять жар. Нужно будет снова показать его лекарю. Вот только здесь закончат… Рука быстро нагревается, но убирать ее совершенно не хочется.

— Тебе извиняться не за что. Глупо обвинять хороший меч в дурных руках. Редкое умение, если ты можешь воспитать животное без кнута. И… — Наверное, Алексей еще не видел никого, кто никогда не сидел верхом, поэтому смотрит немного удивленно: за короткую передышку он совсем успел забыть, что Титай — раб. — Потом обязательно посажу тебя на коня. От меня же не убежишь?

Титай меряет собеседника долгим взглядом. Рассматривает черты лица, стремительно падая с высоты. Той самой, куда забирался много лет после своей первой симпатии. Той, где сидит человек, посчитавший свое сердце каменным и неуязвимым. Сейчас же хочется только коснуться ладонью его щеки, провести большим пальцем по ямочке от улыбки. Хочется рассыпаться на сотни фонтанных брызг от его смеха. Но пальцы крепче вцепляются в края мраморных плит.

— А ты разве собираешься меня держать?

— Я хочу, чтобы ты остался со мной сам. По собственному решению. Надеюсь, что таковое у тебя появится. И пусть я не горю желанием это признавать… — Алексей отводит взгляд, изображая полное отсутствие восторга по поводу дальнейшей речи. — Удерживать не стану. Как бы ни была мила внутреннему взору картина, где ты привязан к моей кровати. — Князь по привычке оборачивает непростой разговор в шутку. Они поговорят еще об этом. Когда над головой юноши не будет нависать никакой угрозы. Такие вопросы не решаются между дел, а их сейчас предостаточно. Так что можно представить, что остальное просто, как орешек расколоть. Что Титай может просто ответить «да» и остаться с ним. Предвосхищая возмущение, Алексей возвращается к темам более безопасным, но не менее интересным для обоих: — А ты сможешь научить его не трогать избранных людей? Остальных пусть бьет. Такой талант может еще пригодиться.

Титай вздергивает бровь, косится нарочито вызывающе. Но соглашается пропустить мимо ушей бесстыдные фантазии Алексея.

— Могу. Я это и делал. Меня бы он не ударил, если бы успел остановиться.

Нужно сказать ему. Нужно… Титай начинает было, решившись. Но князь сам прерывает это намерение. А потом становится и вовсе не до