поднимает взгляд на Алексея, внутренне дрогнув. Можно ли? Но ведь в жесте и правда нет ничего такого. Наверное. Встает и едва успевает отразить атаку в виде летящей в них подушки.

— Еще поцелуйтесь тут при мне! — Княгиня смотрит прямо на них, зардевшись. От гнева, конечно же. Но, отворачиваясь, Василина прячет довольную ухмылку. Кажется, Титай способен исполнить данное ей обещание не раздумывая. Что же, пусть живет.

Можно посмотреть, что из этого выйдет.

Титай шумно выдыхает, не касаясь больше Алексея. У них есть право делать буквально что угодно — но только не раздражать Василину. Вот это правило дворца нужно было вывесить над воротами, а не все остальные.

Юноша посмеивается про себя, лукаво глядя на князя.

— Она великолепна, — проговаривает он одними губами, взглядом указывая себе за спину и быстро направляясь к выходу после короткого поклона княгине и позволения удалиться.

Алексей по губам читает фразу. Смеется, кивая, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Вы о чем-то сговорились за моей спиной, да? Я же прав?

Титай ждет недалеко от комнат княгини, так что вопрос слышит и сразу пожимает плечами:

— Отчасти.

Алексей уходит по коридору, кивком приглашая следовать за ним.

Титай ощущает какое-то дурное счастье с самого утра: жив, и этой жизни хлебнул за последние несколько дней столько, сколько не мог набрать за иной год.

— Она не может быть рядом с тобой там, где могу я, — продолжает он. — Это тревожит ее. И мы договорились, что, если судьба так сложится, я буду делать то же, что сделала бы она. Останусь на твоей стороне. — Парень коротко улыбается, прокручивая кольцо на указательном пальце и потирая ладонь. Объяснение выходит туманным, но лучше бы сказать он не смог. По крайней мере, сейчас. Он понимает, что не принадлежит Мангупу. Понимает, что придется вернуться на ту землю, через море. От этой мысли в груди возится злая тоска. Как будто это было не посольство с заданием, которое он провалил, а возможность побыть в поднебесном царстве, где солнце не сжигает кожу, где не слышно свиста хлыстов, где друг становится врагом, а злейший враг оказывается союзником. Нет… Как отсюда вернуться?

— Я впервые за несколько лет ношу обувь, — роняет невпопад, зацепившись взглядом за новые кожаные сандалии.

Княгиня сочла одежду и обувь достойной благодарностью. Кроме того, в таком виде его примут за зажиточного гостя из Империи, а не за раба. И вопросов к Алексею будет куда меньше. Сам же князь слушает его ответ, и взгляд не мрачнеет, но становится тяжелее. Это не пустые обещания, не случайные слова. Они отзываются в сердце острым ощущением благодарности и ответной преданности. Верных людей, действительно верных, можно и не встретить за всю жизнь. Ему же повезло себя ими окружить.

Алексей останавливается вдруг и сгребает Титая в объятия, крепкие и горячие, как полуденное солнце, слепящее через арочные проемы внутреннего двора. Под пальцами правителя, воина, кузнеца, отца и друга мнется тонкий лен туники.

— Я не смогу описать свою благодарность словами. Кажется, нет таких искренних слов. За все. За то, что выбрал меня той ночью, за то, что слушал меня, за жизнь моего сына и за твою верность — спасибо. Ты мог навредить мне множество раз. Но вместо этого заставляешь мою жену смеяться.

Когда привыкаешь умасливать послов, лить мед в чужие уши, то в такие моменты любые слова кажутся хрупкими, ненадежными, неполными. Хочется обойтись без них, но как? Как, если чувствам тесно в груди? Алексей касается шеи юноши, скользнув большим пальцем под челюстью. И целует мягко, не выпуская из рук, на случай, если тот захочет вырваться. Лишь насытившись, отпив его немного, отпускает.

— Тебе очень идет… Одежда.

Титай замирает. Проклятье. Не князь, а просто божий удар под дых.

— От твоих объятий хочется волком выть — или смеяться так, будто всю жизнь прожил в любви и счастье, будто напитался ими и умею хоть сколько-нибудь возвращать в ответ.

Не умеет, нет. Умел бы — сделал бы хоть что-нибудь, а не робел, глядя исподлобья и высказывая сумбур в мыслях. Стой… Глаза распахиваются, едва накатывает осознание, что именно произнес вслух.

Отлично, да это же почти признание. Молодец, Титай. Метнувшаяся вверх ладонь замирает, так и не успев зажать рот: Алексей делает это новым поцелуем. Титай стонет коротко в чужие губы, жмурится. У него кружится голова. От крепких рук, запаха терпкого кипариса, от того, как он не боится делать то, что хочет, и не позволяет миру диктовать правила его сердцу. Быть бы таким же. Быть…

— Так, значит, без одежды я тебе уже не нравлюсь? — Смущение прячется за наглыми словами, пока унимается сердце. Титай выворачивается из крепких рук правителя, усмехается и быстро уходит по коридору. Только вот… Разворачивается и делает несколько таких же уверенных шагов обратно, закусывая губу. Не знает, куда теперь идти.

От отклика Титая на объятия при свете дня, от того, как он тихо стонет, стоит коснуться его губ своими, в груди трепетно и тепло. Алексей улыбается, смотрит, как румянец заливает скулы, как брови сходятся к переносице или поднимаются в удивлении. Так и вправду можно засмотреться, забыть обо всем на свете.

— Хочется просто закинуть тебя на плечо и унести в ближайшую комнату, чтобы эту одежду с тебя снять и убедиться, что нет, без одежды тоже нравишься, — отвечает честностью на честность, чтобы не только Титаю было неловко от откровенности. Алексей легко отпускает его, а сам остается на месте, наблюдая этот уверенный побег. Смеется: далеко ведь так не убежит. Ему теперь нигде нет места. Князь встречает беглеца с печальной улыбкой, кивает в сторону внутреннего двора: — Пойдем присядем.

Там приятная тень накрывает пару каменных скамеек, а перед небольшой часовней княжеской семьи тихо журчит маленький фонтан. В воздухе парит жаркий аромат цветов, клумбы укромного парка радуют разнообразием любимых растений, а не пестрых, выставленных напоказ. Это место не для чужих глаз. Князь протягивает руку, чтобы увлечь Титая за собой. Но вместо того чтобы захлопнуть собственный рот после всего, что наговорил, Титай налетает на него, прижимает к стене, накрывая его улыбку ладонью. Пусть не будет печали на этом лице. О чем бы он там ни думал — пусть не будет никогда.

Алексей смеется, встречаясь лопатками со стеной. Смотрит поверх смуглой руки, оглаживает крутое бедро мимолетно, но без сомнений. Титай шипит в собственные пальцы, касается костяшек, целуя сквозь них. Потерял голову совсем. Ну и пусть.