Алексей отходчив. Не то чтобы он легко прощает — скорее не обижается тогда, когда не считает это необходимым. Случай с Титаем именно такой. Чувства — штука непростая, и если с собственными Алексей научился договариваться с детства, то по поводу чужих уяснил: их лучше уважать и порой позволять людям самостоятельно с ними разобраться. Потому что не во всех головах мир устроен так просто, как в его собственной.

В общем, примерно об этом он и размышлял: о чувствах, человеческих настроениях и душевных порывах, о мироустройстве… Даже о том, как здорово было бы сейчас заглянуть к Титаю. Не расспрашивать ни о чем, просто обнять. Провести вместе хотя бы час, когда никто их не станет тревожить. Когда можно смотреть на него вдоволь, трогать досыта. Коснуться теплой груди сонного юноши, провести ладонью по ребрам. А не сидеть на наспех собранном для посланников из Генуи приеме, вполуха выслушивая их желания, намерения и требования, которые, как водится, не терпят отлагательств и обоснованы десятками подробно изложенных причин. Ох.

Изо всех сил Алексей старается сохранить подобающее месту и времени серьезное выражение лица, пряча улыбку, прикрывая рот руками в перстнях. Перед ним стоит человек с красным крестом на одеждах и рассказывает нарочито красиво и ладно, почему переговоры в Каламите важны.

Каламита уже долгие годы будоражила сны генуэзцев. Объявив себя хозяевами морской торговли всей Таврии, однажды утром они обнаружили у себя под носом новехонькую крепость с торговым портом. Нет, раньше на том мысе были какие-то кусты и малоинтересные развалины. Но вот чтобы развалины эти стали аккуратными башнями, отстроенными на византийский манер, да чтобы к ним прибывали корабли под незнакомыми парусами… Они даже наглости такой не поверили поначалу. Но страж разрушенного Херсонеса исчезать никуда не пожелал — крепость день ото дня просыпалась, наполнялась людьми. Это были феодориты. Выскочки. Гордецы.

И сейчас Генуя здесь, чтобы напомнить им, кому могли бы принадлежать эти земли. Вот только князь Алексей прекрасно знает, что напоминать они будут аккуратно: им, как никогда, нужны здесь союзники.

Человек с крестом так вдохновлен своей речью, что Алексей почти готов услышать от него предложение союза против Блистательной Порты. То-то посол обрадуется. Князь прекрасно знает имя и лицо того, кто решил так некстати устроить ему неожиданные переговоры, от которых Алексей успешно бегал вот уже пятнадцать лет. Прямо с начала своего княжения. И несмотря на то что столица его была в паре часов езды от ближайшей колонии, он каждый раз находил способ избежать их общества. Кроме этого злополучного дня.

Впрочем, князь всегда готов ответить сюрпризом на сюрприз. Но об этом — потом. Сейчас он милостиво выслушает генуэзцев, прежде чем отпустить их. И запечатает свой ответ алым сургучом.

Не у одного Джахана в этой части света есть друзья. А именно его он и видит, выходя из зала. Легок на помине. Алексей улыбается, приветствуя эту турецкую крысу и даже не кривя душой. Его действительно радует, что дело сдвинулось с мертвой точки: бить убогих первым как-то несподручно для хорошего парня, а вот если на тебя нападают, можно наконец ответить от души. Великий посол имел неосторожность дать ему повод.

Во дворце всегда мирно, если нет пира по случаю какого торжества. Даже если по коридорам снуют слуги, занятые своей работой, или переговаривается стража, само собой выходит вполголоса. Здесь никогда не бывает лишних людей. Подойдя к комнате Титая, Алексей заносит было руку, чтобы постучать. Но что-то останавливает кулак в дюйме от двери. Непросто… Легко играть в солдатиков с Генуей, вести холодную войну с послом. Это все не имеет значения. Бегая от переговоров, Алексей не боялся ранить чувства виконта Дацио.

А вот сказать Титаю то, что придется произнести, непросто. Удивительным образом только это юное бедствие раз за разом заставляет Алексея робеть, ощущать себя обезоруженным и бессильным. Дацио, одного из виконтов Генуи, можно послать ко всем чертям или предложить ему посадить общий виноградник — по настроению. Как захочется самому. Исход же разговора с Титаем, как ни стыдно признавать, скорее определит он сам. Алексей не сможет увернуться ни от пощечины, ни от поцелуя. Попросту не захочет.

Да что ж это такое.

Князь собирается с силой, смеется над собой, тряхнув головой. И стучит в дверь костяшками.

— Ты здесь? Не сбежал?

Прежде чем Алексей успевает войти в комнату, Титай захлопывает книгу и убирает ее обратно на полку. Не хватало сейчас еще расспросов. Не надо, чтобы князь знал, что он грамотный.

— Я тебя ждал.

Алес и Хвитан открывают дверь и, поклонившись, впускают князя, только затем покидая помещение. Стража будет снаружи, не требуется приказов, чтобы оставить их наедине, — валах далеко не за красивые глаза получил когда-то свой меч.

Титай стоит у окна, сложив руки на груди. Смотрит вниз, на ровные улицы города, на мирную суету. На нем одежда, в которой прибыл сюда, только чистая: все черное, слои тканей закрывают по горло. Лишь лицо оставил на виду.

Он разворачивается, стоит Алексею подойти. Приоткрывает губы, на которых застывают слова. Скучал по нему. Безусловно, скучал. Несмотря на то что приходил ночью в его покои. Это шутка — пробраться всего через пару окон. Нужно было увидеть его, посмотреть на лицо спящего человека, чтобы решить для себя, как к нему относиться. Чтобы понять, как его чувствовать. И как не поступить по своему обыкновению.

— Я собирался прийти раньше, но твой посол явно не хочет, чтобы мне дышалось легко. — Алексей кривит губы лишь в разговоре о неприятном человеке, но, когда подходит к Титаю, от темных чувств не остается и следа. Князь старается не придавать значения смене одежд. Проводит ладонью по щеке Титая, гладит ухо. Убедившись, что тот не против, целует в переносицу и скулу, пусть немного, но утоляя свою жажду прикасаться к нему. — Как твоя голова? Как ты вообще после вчерашнего? — Смотрит внимательно, проводит руками по ребрам Титая, собирая тонкие ткани одежды складками, а после расправляет их обратным движением. Отпускать не хочется. Но судя по всему, придется. Так или иначе.

— Со мной все хорошо. Постоянный присмотр лекаря после обычной царапины — это непривычно, но я справился. — Титай мягко усмехается. Тает в его обществе, да. Расслабляются плечи, сокрушается целая гора тревог, лежащих на них. Теряется в прикосновениях, ненавязчивых и не жадных поцелуях. Проводит ладонью по лицу, стирая оцепенение. Весь в мурашках.

— Что-то случилось? Выглядишь… Неспокойно. — Алексей присаживается на край кровати, подбирая под