Фонари давно включены. Мы у дна. Глубина по прибору, что на одном ремешке с часами, составляет девяносто четыре метра. Уклон в сторону океана не заметен, но он есть – мне это точно известно.

Молчим. Ни одной фразы, ни одного слова в адрес «Ротонды». Соответственно «Ротонда» не тревожит нас. Более того – режим радиомолчания распространяется и на общение между пловцами. Все команды исключительно визуально. Это не каприз. Это следствие моей воспаленной подозрительности. Меня на самом деле настораживают крайне неожиданные и хорошо спланированные нападения чужих, их необычайно слаженные действия. Потому и пришлось на последнем инструктаже запретить использование гидроакустической связи. Разумеется, кроме особых случаев.

Делимся на две пары и расходимся в стороны. Прочесывать дно мы будем параллельными галсами в пределах визуальной видимости друг друга. Только так, и не иначе. Потеряемся – перещелкают нас аки вальдшнепов на охоте.

Приступаем к поиску.

* * *

Повезло ли с грамотными акустиками, сумевшими определить точные координаты, или просто подфартило – не знаю, но субмарину мы разыскали быстро. Глазастому Фурцеву не помешала ее узреть даже тяжелая бухта стального троса.

Пока Игорь сигналит фонарем Жуку и Золотухину, я осторожно подплываю к телу подводной лодки. По общепринятой классификации она считается малой. Вероятно, так и есть; вероятно, где-то у пирса в надводном положении она и выглядит скромно, – но здесь, у самого дна, ее размеры внушают некоторый трепет.

По всем канонам нашей службы я обязан выйти на связь с командиром спуска и доложить о найденной вражеской субмарине. Обязан. И непременно это сделаю. В другой раз. Сегодня важна скрытность.

Невесело усмехаюсь, представляя, каково сейчас новоиспеченному командиру спуска. Первый раз ему доверена жизнь товарищей, а помочь при случае нечем. Ни дежурной пары на промежуточной «площадке», ни резервной смены, готовой в любую минуту устремиться на глубину. Более того, из-за объявленного мной режима радиомолчания парень понятия не имеет о происходящем с нами. Тупо грустит на «баночке» у включенной станции гидроакустической связи и слушает тишину…

Подходит вторая пара. Короткое общение «на пальцах», и мы с готовым к стрельбе оружием приступаем к осмотру находки.

Длина абсолютно круглого в поперечнике корпуса составляет метров двадцать пять. Корпус целиком выкрашен в темный цвет; материал, из которого он изготовлен, визуально установить невозможно. Носовые горизонтальные рули отсутствуют.

В верхней части корпуса имеется пара продольных наплывов длиной около пятнадцати метров. Хорошенько изучив их, понимаю: это сдвоенные торпедные аппараты. Из передней части наплывов торпеды выходят вперед, из кормовой – назад. Между наплывами конструктивно расположена рубка трехметровой высоты; она же выполняет функцию шлюза.

Одним словом, вполне современная штучка для дальних разведывательно-диверсионных миссий. Одновальная, полное водоизмещение около восьмидесяти тонн (чуть больше, чем у нашей устаревшей «Пираньи»). Рабочие глубины (тоже навскидку) – до двухсот пятидесяти метров. Собственный экипаж – четыре-шесть человек, плюс восемь-десять боевых пловцов, являющихся основным оружием данного корабля.

Про автономность оного изобретения натовских гениев я ничего измышлять не намерен. Для этого надобно попасть внутрь и глянуть на запасы воды, провизии, топлива…

Да, одна немаловажная деталь, заинтересовавшая меня во время осмотра верхней части рубки. В зоне выдвижных устройств помимо заглушек перископа и трех антенн (привычных атрибутов любой подводной лодки) я углядел заглушку шноркеля – специального подъемного устройства забора воздуха для работы дизеля и вентиляции отсеков. Стало быть, эта безымянная хрень не атомная, а дизель-электрическая, и время от времени ей необходимо подвсплывать хотя бы на перископную глубину для подзарядки аккумуляторов.

Это обнадеживает.

Кстати, неплохо бы дать этой хрени имя. Не дело, когда у вражьего монстра нету имени.

Фурцев постоянно крутится рядом. А теперь вдруг теребит за плечо.

«Чего тебе, человек с мотком проволоки?»

«Смотрите», – тычет он куда-то пальцем.

Смотрю… И вижу на боку рубки небольшую ровную надпись ярко-белой краской: «Killer whale».

Killer whale… Killer whale…

Что-то знакомое. Я не силен в языках, но эти два слова где-то определенно слышал…

Вспомнил!

Кит-убийца.

Так называют больших, проворных и беспощадных хищников – косаток.

Он понемногу начинал ей нравиться. Спокойный, неназойливый, знающий себе цену. Специалист своего дела; она тоже считает себя профессионалом, поэтому фанатично преданных своему занятию людей распознает без особого труда. Он не нытик, каковых довелось повидать с избытком в гражданской среде. От таких мужчин за версту веет надежностью и силой. Такие, как Черенков, – настоящие и никогда не предадут.

Она вспомнила боевую тревогу на корабле. Вспомнила, как стояла в толпе среди моряков, когда Евгений с тремя коллегами поднял с темных глубин двух окровавленных товарищей и четверых убитых пловцов с неизвестной подводной лодки. Черенков и сам был ранен – об этом уважительно шептались матросы: «Смотрите-смотрите! Рукав свитера пропитан кровью – хоть выжимай!..» А командир «Фрегата», словно не замечая кровоточащей раны, о чем-то живо спорил с Сергеем Сергеевичем.

Не прошло и получаса, как этот Мужчина сделал то, о чем думали и говорили многие: поднялся в орудийную башню и разнес в щепки проклятый траулер, чей экипаж был напрямую причастен к пропаже «Академика Антонова». А потом, с непринужденной легкостью раскусив ложь о погружениях с аквалангом, выбрал ее в напарники для самой ответственной миссии.

Черт… Анна ужасно хотела пойти с ним на глубину, но не представляла, насколько это сложно и опасно.

Теперь представляет.

Она сидит на привинченном к полу неудобном кресле. Герметичная молния наполовину расстегнута, комбинезон слегка приспущен – из-под него виднеется толстое шерстяное белье; запястья лежащих на коленях рук сцеплены наручниками. Внутри лодки холодно, светит тусклое освещение и невероятно тихо. Члены команды разговаривают вполголоса, а по отсекам перемещаются, надев на ноги мягкую войлочную обувь. Единственный звук, улавливаемый ухом, – слабый низкий гул, распространяющийся по металлическому корпусу. Он появился вскоре после того, как Анну заставили спуститься по вертикальной лесенке из сырого шлюза, и остается единственным признаком движения субмарины. Других признаков нет – ни покачивания, ни кренов, ни вибрации. Оно и понятно: лодка на большой глубине, где нет ни ветра, ни качки…

Уже здесь, внизу, ее обыскали – отобрали практически все снаряжение, за исключением сигнального патрона из нарукавного кармана. Вероятно, этот карман попросту не заметили.