Освещаю пространство. Никого.

Процессор в голове автоматически выходит на предельную частоту. Мысли, догадки, домыслы и версии сплетаются в один ужасно перепутанный клубок. Черт! Выходит, кто-то прятался за судовыми надстройками, когда мы над ними проплывали. Облажались, как первокурсники!

Так, а это что за новость? Из правого шланга, идущего от загубника к дыхательному аппарату, вверх уносится веселенькая струйка пузырьков. Ощупываю повреждение… Понятно.

На всякий случай выключаю фонарь и вызываю Георгия. По отсутствию собственного голоса в наушнике определяю еще одно несчастье: нарушена связь. Короче говоря, пуля, ударившая вскользь по щеке, разворотила основание гарнитуры, а заодно повредила шланг. Это означает, что в дыхательном мешке ребризера скапливается лишняя вода. Плохо дело.

Осторожно продвигаюсь к двери. Левой рукой двигать больно, но мне необходимо выбраться из рубки и каким-то образом предупредить товарищей.

Толкаю металлическую преграду. Глухо. Дверца оказывается закрытой и чем-то зафиксированной снаружи.

Перемещаюсь к окнам. Выглядываю. Сверху на фоне чуть более светлой поверхности едва различаю удаляющиеся силуэты пловцов.

Присматриваюсь…

Чужие!

Высунув автомат, даю вслед прицельную очередь.

Далековато и шансов достать немного. Но характерные щелчки выстрелов могут насторожить и привлечь внимание опытного Георгия. Сейчас главное – сообщить моим ребятам об опасности.

Пробую просунуть тело в оконный проем и понимаю, что напрасно трачу время – мешает выступающий спереди дыхательный аппарат.

Возвращаюсь к двери и опустошаю автоматный магазин по металлу. Несколько стреловидных пуль пробивают его насквозь, несколько застревают. А толку – ноль.

Перезаряжаю автомат и внезапно вспоминаю о втором выходе из рубки, симметрично расположенном по другому борту. Да, тем бортом судно лежит на грунте, но чем черт не шутит?..

Стараясь поменьше напрягать левую руку, работаю ногами.

Внизу снова приходится включить источник света. Включить для того, чтобы разочароваться. За несколько суток, проведенных на дне, «Академик Антонов» настолько плотно увяз в рыхлом грунте, что второй двери под заползшим в рубку илом даже не видно.

Снова вверх.

Вторая попытка открыть запертую снаружи дверь. Неудача.

Сколько я провел взаперти? Минут пять? Десять? Смотрю на часы. Мне пора уже быть на полпути к поверхности.

Несколько секунд уходят на раздумье, после чего я приступаю к реализации единственного способа спастись из ловушки.

Расстегиваю пряжки ребризера. До одной из них правой рукой не дотягиваюсь, а левая слушается плохо; приходится резать ремень ножом. Освобождаюсь от аппарата.

Готово. Принудительно промываю дыхательный мешок от скопившейся влаги и проталкиваю аппарат в ближайший оконный проем. Следом просовываю автомат – второй по громоздкости предмет моего снаряжения. Теперь моя очередь…

Под водой балансировать телом за счет работы одних ног удобно, находясь в вертикальном положении – когда поднимаешься к поверхности. Или же наоборот – когда идешь на глубину. Двигаться горизонтально, удерживая на одной вытянутой руке пару довольно тяжелых предметов, да еще норовя проскочить в узкое отверстие, – занятие непростое. И весьма болезненное, если в качестве «призового бонуса» в спине торчит длинная свинцовая пуля.

Я вылез. Перед глазами вспыхивают искорки бенгальских огней, а левая рука болтается бесчувственной плетью. Дышать с помощью поврежденного аппарата становится трудно – в мешке постоянно хлюпает вода. С этой бедой можно бороться только одним способом – более частой принудительной промывкой мешка, но на это расходуется дыхательная смесь, которой у меня не очень-то много.

Впрочем, я вылез, и это главное. Теперь срочно к товарищам.

Двигаюсь вверх, пытаясь на ходу опоясаться хотя бы одним ремнем ребризера и застегнуть пряжку. И вдруг останавливаюсь, заметив боковым зрением какой-то огромный предмет. Примерно на той же глубине и на самой границе видимости чернеет нечто большое, непонятное. Будто округлая корма еще одного лежащего на боку судна.

Память мгновенно находит в своих закутках полный аналог зрительного отпечатка. Сознание в сумасшедшем темпе листает кадры: концовку последнего погружения в Норвежском море, исчезновение британского водолаза, появление подлодки малого класса… Картинка совпадает до мелочей, кроме одной детали – чернеющее изображение кормы подлодки становится расплывчатым, постепенно уменьшается и спустя несколько секунд бесследно исчезает.

Спохватываюсь, когда в мешке вновь булькает вода.

Поглядывая вверх, продолжаю подъем. С каждой минутой поверхность становится светлее, и наконец мне удается рассмотреть несколько фигур, балансирующих выше и немного в стороне. Приготовив автомат, корректирую направление.

Подбираюсь ближе. Еще немного…

По снаряжению и комбинезонам узнаю своих. Слава богу!!!

Но почему их четверо? Почему они не на промежуточной глубине? И почему в движении лишь двое?..

* * *

Фурцев, Золотухин и я с осторожною спешкой поднимаем на поверхность пару Устюжанина. Связь по-прежнему не работает. Из нервной жестикуляции подчиненных я понял две вещи: чужие осуществили внезапное нападение из глубины; исчезли они в том же направлении, прихватив с собой Анну Воронец.

Поверхность.

Срываю маску и призывно машу сидящему в лодке мичману. Не видит, черт бы его побрал!

Вытаскиваю из левого рукава сигнальный патрон, отворачиваю крышку и, рванув шнур, вытягиваю руку. Из патрона валит оранжевый дым, не увидеть который невозможно.

Однако флегматичный мичман смотрит в другую сторону. Идиот!

Поднимаю над водой автомат и даю вверх короткую очередь.

Наконец-то очнулся и заметил. Лодка поворачивает к нам нос…

Золотухин поддерживает над водой голову Устюжанина; Фурцев помогает дышать его напарнику. Оба живы, но состояние тяжелое.

– Почему не преследовали чужих? Почему не отбили гражданского эксперта?!

Золотухин оправдывается:

– Нападение было молниеносным – мы ничего не успели сделать. Услышали щелчки от выстрелов и приказ Устюжанина подойти для оказания поддержки. Больше они не отзывались и сами на связь не выходили.

Фурцев мрачно добавляет:

– Мы быстро пошли на глубину и были на месте минуты через две, но там было все кончено. И никого, кроме наших раненых.

– А панель?! Почему ею не воспользовались?

– Панели не было, Евгений Арнольдович. Скорее всего, Григорий Иванович ее выронил.

Поднимаем наших товарищей в подошедшую шлюпку. Поднимаемся сами. Мичман правит к борту корабля…